Взгляд василиска

«Хрен с ним, с университетом», — с привычной для своих внутренних монологов грубостью подумал Реутов и, всполоснув «турку» под краном, начал колдовать над новой порцией кофе, которую варил уже никуда не торопясь, то есть, по всем правилам.

Решение не ехать в университет далось ему тем более легко, что никакой формальной необходимости в этом не было. Свои курсы он на этой неделе уже отчитал, и встреч каких-нибудь, особенно важных, на сегодня назначено не было, так что Реутов, и в самом деле, мог без особого ущерба для дела и собственной репутации в университет не ходить.

«Один день вполне могут обойтись и без меня. Им же лучше».

«И мне тоже».

Вчерашний день совершенно выбил его из колеи. Вот совершенно. И дело даже не в том, что сломан оказался привычный, как борозда для старого слепого мерина, распорядок жизни, а в том, что вчерашние нежданные встречи со всей жестокой очевидностью поставили перед ним те самые «проклятые» вопросы, которых Реутов старательно избегал уже много лет подряд. Избегал, обходил, уходил от них, старался не замечать и уж тем более не формулировать, потому что интуитивно чувствовал заключенную в них опасность. Для своего рассудка, для своей потрепанной души опасность, поскольку, сформулируй он эти вопросы, пришлось бы, пожалуй, и отвечать. Однако относительно ответов существовала высокая вероятность, что они не будут, скажем так, комплиментарны. Это если мягко выразиться, используя любимые русской интеллигенцией эвфемизмы. А если не стесняясь в выражениях? По-мужски, так сказать?

Реутов заставил себя залезть под душ и с мазохистским остервенением, неожиданно поднявшимся в душе, включил холодную воду. И черт его знает, может быть, коньяк и кофе наконец сработали, а может быть, и впрямь ледяная вода посодействовала, но когда, выйдя из ванной, он допивал на кухне кофе, на сердце было уже гораздо покойнее. Вадим даже смог вполне насладиться вкусом и ароматом по уму сваренного кофе и еще толику валашского коньяка себе позволил, но тоже скорее уже из любви к искусству, чем из-за тупой потребности в алкоголе. И уж коли жизнь снова наладилась, то и вместо привычного беломора Вадим закурил одесские «Сальве», блок которых вместе с коньяком вручил ему «обязанный по гроб жизни» профессор Ляшко. Реутов и сам теперь не мог сказать, почему написал тогда на книгу Ляшко положительный отзыв, но факт — написал. А книга эта — «История психологии в ХХ столетии» — была, если честно, более чем средняя, и цена ей — вот уж точно! — две бутылки коньяка да блок одесских папирос. «Стоящая» одним словом книга.

8.

В конце концов Реутов пошел на компромисс. В университет он действительно не поехал, но и дома, по здравом размышлении, тоже не остался. Решил, что просто спятит. Идея «никуда не выходить» и, значит, продолжать ковыряться в себе, как какой-нибудь юноша Вертер, явно была не из лучших. Так что, одевшись «а-ля либеральный интеллигент» — джинсы из Новой Голландии, рязанская косоворотка и ордынские кожаная куртка и башмаки — Вадим отправился в психоневрологический институт. Впрочем, не сразу. Хватил еще пятьдесят грамм на посошок и уже затем, махнув рукой на дорожную службу в лице в конец озверевших в последнее время городовых генерал-майора Некрасова, влез в свой «Нево» и погнал через весь город (от заставы Московской за заставу Невскую) в Стеклянный городок[12], в тридевятое царство покойного Владимира Михайловича Бехтерева. По счастью, бог миловал. Он, бог, как издревле повелось на Руси, жаловал пьяных да убогих, так что Реутов без приключений достиг «психушки» и, припарковавшись, как барин, во дворе у второго корпуса, уже под проливным дождем, опрометью бросился в подвал, где, собственно, и располагалась последние три года его собственная лаборатория.

— Всем привет! — «Весело» крикнул Вадим, входя в свой «подвал». — Как дела?

Ответом ему был недоуменный взгляд трех пар глаз.

Шварц как сидел в своем кресле, уложив длинные тощие ноги в грязных кедах на простыни статистических распечаток, покрывавших все свободное от вычислителя пространство его немаленького стола, так и остался сидеть. Только изогнул свои густые черные брови в немом вопросе, но вслух ничего не сказал. А вот лаборантки — немолодая уже, степенная и обычно сдержанная Мила и молодая, но вечно сующая свой курносый конопатый нос во все дела лаборатории Даша — промолчать не могли.

— Случилось что? — с тревогой в голосе спросила Милана Голованова.

— А вы, Вадим Борисович, почему не на конференции? — озадаченно нахмурила лобик Даша. — Там же ведь…

«Вот это фокус!» — Реутов вдруг осознал, что совершенно забыл про конференцию, которая начала свою работу в актовом зале института как раз сегодня.

«Похоже, германец[13] пожаловал…» — оторопело подумал он и сразу же взглянул на часы.