А то еще выбежит вдруг труппа ненормальных с идиотской какой-нибудь затеей, типа того, что школы, поликлиники, больницы, университеты нужней, чем баллистические ракеты, - или что, предположим, экономика без полицейского рэкета вообще-то доходней. Опять поднимет башку опасная эта теорийка, что, дескать, Россия не слепая, а ГБ - не поводырь. И кое-кому это не понравится. И полетят клочки по закоулочкам. И опять не посмотреть спокойно по ящику сериал.
Так что лучше оставим все как есть. Помните такие стихи? Оставим все как есть: как будто нету.
Исторических оптимистов это не устраивает. Всматриваясь в окружающий туман, они все норовят выглядеть в нем некую искорку - якобы шанс. Чтобы не спиться, а найти утешение подешевле.
Вот, например, сейчас органы грызутся с органами же. Двадцать три (или сколько их там) т.н. силовых структур, разбившись на сколько-то суперструктур, рвут друг дружку на части. Чего-то там они не поделили, такая жадность обуяла - переходящая в ненависть. И настолько увлеклись, что практически заголились. Открывая удивительно противный срам.
Оптимист сияет: вот и славно, авось им какое-то время будет не до нас. А кроме того - вдруг победит милейший.
То есть который взывает: органы, а органы! к вам обращаюсь я, друзья мои! давайте, как только доставим народу все возможное на земле счастье, начнем постепенно и добровольно отмирать; как все равно государство после полной победы социализма.
Очень даже, знаете ли, вдохновляющая постановка проблемы.
А другой тоже якобы шанс - конечно, молодежь. Нужды нет, что на нее, как и на рыбу, заведено специальное министерство. Нужды нет, что уже выкованы гвозди - новым поколениям в черепа вбивать вранье. Интернет-то не запретят, - высокомерно похохатывает оптимист. А в интернете-то правды - завались, кликнуть какой-нибудь Яндекс - и вот она. Вырастут, разберутся, что-нибудь придумают. А в случае чего - свалят. Загранпаспорта-то не отменят! - умоляюще восклицает оптимист. - У начальников ведь у самих дети, не оставаться же им тут!
Короче, все как-нибудь образуется. Надо только потерпеть, и жизнь понемножку пройдет сама.
Лично я полагаю, что классик не прав: не квартирный вопрос маленько видоизменил советских. А возобновленный здесь древний культ загадочной личности - Кузькиной Матери.
Должно быть, это одна из горгон. Неучтенная греческой мифологией сестра Сфено, Эвриалы и Медузы. Подобно первым двум, бессмертная. Тоже, ясное дело, отличается ужасным видом. Крылатая, покрытая чешуей, со змеями вместо волос, с клыками, со взором, превращающим все живое в камень, в атомную, в лагерную пыль.
29/10/2007
Мусоровозы
Чувство чести родилось из чувства куска. И лучше всех в нем разбираются мясники.
А также бывшая партноменклатура Красного Востока. Правый, допустим, бараний глаз - товарищу из центра, левый - первому секретарю. Правый тестикул - спутнице товарища из центра, и т.д. Опоссума ли в дебрях Амазонки, кенгуру ли в австралийской саванне, добытую ли в песках Бурунди змею - разделывают сообразно общественному положению едоков.
Когда пищи стало больше, а торопиться - некуда, появилась мебель, и чувство чести стало чувством места - конечно, за столом.
"В соответствии с местом, - пишет замечательный историк Леонид Юзефович, - все обедающие, включая послов, по очереди подходили к царю, который собственноручно вручал им "чашу" с вином или медом, а за столом получали от него "подачи" вина и еды. Эти разные виды "чести" дополняли и уравновешивали друг друга. Тот из двух равных, кто получал место ниже, в качестве компенсации получал "подачу" в первую очередь, и наоборот..."
Тем не менее, качество куска принималось в расчет по-прежнему:
"Каждое блюдо обладало своей ценностью: голова севрюги стояла выше щуки, пироги - ниже. Самым почетным считалось получение "останков" - пригубленных царем кубков и отведанных им блюд. Тогда их иерархия, видимо, менялась, но с учетом прежней".
На почве сытости взросли еще более высокие чувства: гордость и зависть. Поэтому резать мясо-птицу-рыбу дозволялось исключительно главе государства. У сотрапезников ножи изымались на фейс-контроле: чтобы никто, будучи обижен, никого не пырнул.
Еще при Алексее Тишайшем Михайловиче это не считалось за патриотизм, даже и слова такого не было.
И если бы какой-нибудь конюх или псарь - предположим, спьяна - возопил громогласно: не желаю пирога, что мне пирог без настоящей близости к телу! А бескорыстно мечтаю, дескать, стать волоском, растущим где-нибудь из бородавки национального лидера! - страшно даже вообразить, как бы насчет этого конюха распорядились.
А нынешние депутаты сраму не имут. Особенно - в нашей, забытой Богом, дыре.
Встает и прямо так и чеканит: заманивая меня к "Раздельной кормушке", мне русским языком твердо гарантировали участок эпидермы на левой ноге Непогрешимого. Нога же оказалась не толчковой, вообще не рабочей, практически пятой. Не желаю быть волоском на пятой ноге! Подаю на эпиляцию: сейчас же выдерните меня, патриота! и пересадите в такое место, где чешется чаще!