Взгляд из угла

И вот собственность (бывшая государственная — то есть которую государство украло у народа после того, как народ раздербанил прежнее государство, грабившее прежний народ, и т.д.) почти вся уже разделена.

Разрезана по вертикальной справедливости ломтями, аккуратно упакована.

Превратилась в счастливую будущность тех детей, которые выбрали себе правильных мам и пап (чаще — пап).

И лежит себе, засекреченная, до востребования. Оглянешься кругом — сплошной приват, буквально все кому-нибудь принадлежит, а кому — пес его знает. Чьи это луга? — Маркиза Карабаса. — Нет, я серьезно спрашиваю: чей хотя бы вот этот Кировский завод или Юсуповский дворец? — Сказано же вам, маркиза Карабаса.

Такой коллективный псевдоним, охраняемый, как гостайна. Чтобы, значит, население не обижалось на начальников, а по-прежнему спокойно ненавидело Абрамовичей.

Только пришлось кое-что поменять в рисунке характерных нац. ролей. Абрамович пускай куражится, как Фома Гордеев. Или, не знаю, из пьесы Островского какой-нибудь живоглот. Типа — ндраву моему не препятствуй. Крушить табуретками зеркала, закусывать портвейн "777" жаренными на гриле соловьиными языками. С личной яхты — на личный вертолет, и не пропустить ни минуты мирового футбола.

Маркиз же Карабас (и мадам маркиза, его супруга) — пускай, наоборот, прибедняется: дескать, люди мы гос. бюджетные, служим трудовому народу, а награда наша — на небесах. Какие такие бриллианты? Сроду я никаких бриллиантов не видела, разве в кино.

На днях одна такая смешная сцена разыгралась. Какие-то завистники наклеветали на одну даму, что будто бы она владеет пакетом акций какого-то предприятия. Причем не такого, как вы подумали. Не привокзального буфета. Более, как бы сказать, градообразующего.

А дама — заместительница председателя Нижней Говорильни, член ЦК "Единой Кормушки", простая русская женщина, ей капитал не к лицу.

А вот я на вас, говорит, в прокуратуру напишу. В генеральную. За то, что поставили под угрозу безопасность. Государственную. То есть — мою. Раззвонили, а я теперь дрожи за этот пакет акций — обстановка в стране криминальная, как раз уведут. Кусочек-то лакомый.

Так вы у нас и в самом деле миллионщица? — интересуются щелкоперы и борзописцы. — Отечественная бизнесвумен? Народная смекалка плюс навык тормозить коней на скаку?

— Что вы! — искренне так смеется. — Бизнес требует средств, а у нас, у общественных деятелей, — откуда средства? и времени нет на всю эту суету, некрасивую куплю-продажу, и духовность не позволяет. При нашей зарплате на пакет таких акций разве наскребешь? Спасибо, свет не без добрых людей — подарили. Как говорится, мне не дорог твой подарок — дорога твоя любовь. А которые раззвонили — те злые, злые, и, вот увидите, испытают на себе всю строгость закона!

Вот почему 2008 год не должен наступить. Напечатаем перекидные календари сразу на 2009-й и заживем по новому стилю, опережая планету. А то начнется: признавайся, эти прииски твои! — Впервые вижу! — А шато откуда? А шале? А "шевроле"? — "Шевроле" моя бабушка еще при советской власти выиграла в "Спортлото". И записано, кстати, на зятева шурина, так что отзынь. — Было ваше, станет наше! — А это мы еще посмотрим. Леса-то в Калужской да в Тамбовской — достались вам за трудовые, скажете, шиши?

И полетят клочки по закоулочкам.

То ли дело — стабильность. Ничего не происходит. Ну, замокнет где-нибудь в темном углу средь бела дня какой-нибудь инакокожий, или самолет упадет, или здание запылает, — а потом опять тишь да гладь, только нац. проекты поскрипывают.

Или сын советского ташкентского прокурора приобретет газету "Коммерсантъ" со всеми потрохами, с живой силой и техникой, — просто так, удовольствия для. Побаловать домашних, а когда наиграются — кому-нибудь подарить. Типа — примите от неизвестного посильный вклад на укрепление вертикали.

А мы скажем: все путем, хозяин — барин, ну прямо точь-в-точь как на хваленом демократами Западе. Первый, знаете ли, закон чистогана: чистоган не пересчитывают в белых перчатках.

Или советский милицейский майор провозгласит себя фюрером партии, разорется этак угрожающе: я, дескать, заставлю Россию переменить позу — и, действительно, сколотит из сослуживцев с отморозками настоящее нацистское подполье — и Россию, не Россию, а какой-нибудь Петербург практически принагнет: выйдешь на улицу — северная Сицилия, да и только.

А мы скажем: ай-я-яй, товарищ майор, как это с вашей стороны не толерантно — разжигать национальную рознь, издавать коричневую газету, печатать инструкции по уничтожению биомусора. По ним же, вот ведь незадача, кое-кто из этого мусора и уничтожен — ах, какая неосторожность, ведь буква в букву по ним. Извините, но мы вынуждены применить Ее! Всю Строгость Закона! Всю Неотвратимость Наказания!

Короче — полтора года условно, и будьте здоровы. Удачи вам в дальнейшей работе по патриотическому воспитанию молодежи.

Орган к органу летит, орган органу кричит: орган, где б нам отобедать? Как бы нам о том проведать?

А мы, стабилы, без понятия. Нам, стабилам, без разницы.

11/9/2006 Лбы