Взгляд из угла

Она ничего не боялась. Не произнесла и не написала ни одного неискреннего слова. Не провела в праздности ни дня за всю жизнь.

Работала, ни на что не надеясь. Просто исполняя свой долг: противодействовать злу. Наличие которого в атмосфере стесняло ей дыхание.

Незадолго до смерти она говорила мне: больше не могу. Все ужасно, и будет еще хуже, и я не хочу этого видеть.

Повести печальней, чем ее "Софья Петровна", нет на свете. А по значению можно поставить с нею рядом только гоголевскую "Шинель".

Ее "Записки об Анне Ахматовой" — такая же необходимая книга, как "Былое и думы".

То есть Л.К. была последний классик. Боюсь, она дописала русскую литературу до конца.

Один вопрос остался без ответа:

"Что же привело нас к этой небывалой беде? К этой совершенной беззащитности людей перед набросившейся на них машиной? К этому невиданному в истории слиянию, сплаву, сращению органов государственной безопасности (ежеминутно, денно и нощно нарушавших закон) с органами прокуратуры, существующей, чтобы блюсти закон (и угодливо ослепшей на целые годы), — и, наконец, с газетами, призванными защищать справедливость, но вместо этого планомерно, механизированно, однообразно извергавшими клевету на гонимых — миллионы миллионов лживых слов…"

Ответа нет, и никому не нужно, и вот мы живем, как живем.

13/2/2006 Бедный Рюрик

Что приятно — мусульманин (как и люди других вер и прочие безбожники) вовсе не поголовно идиот. Это подает какую-то надежду.

Вот, слышу, из Малайзии сообщают: за хранение карикатур на величайшего из пророков прописаны обитателям этой страны тюремные срока. То есть мы не должны воображать стадо неразличимых термитов, атакующих любую цель по радиосигналу.

А должны, наоборот, представить себе чисто конкретного нормального малайца — который, значит, рискуя свободой, выводит из Интернета на бумагу эти невинные, забавные картинки: показать жене и верному собутыльнику, из-за какой ерунды загорелся сыр-бор.

И как вечером они втроем: нормальный с женою и собутыльник, — врубив громкую музыку, ставят на стол глобус и кувшинчик пальмовой. Кувшинчик приговаривают, глобус вращают. И потихоньку так обмениваются мыслями про то, до чего громаден мир. И до чего прекрасен — был бы, если бы не дураки всех стран.

Точно так же, я смотрю, даже и в Афганистане, уж на что несчастное государство, злодействовать за спасибо желающих нет. И вместо того, чтобы поставить задачу с большевистской прямотой: правоверный! увидишь датчанина — убей его! (или норвежца, все равно, лишь бы был долговязый — белокурый) — это будет с твоей стороны дело чести, дело славы, дело доблести и геройства, — вместо этого, говорю, Талибан вынужден, как все равно какая-нибудь контора "Заготсырье", стимулировать самодеятельность населения прейскурантом. Пять кило рыжья за каждый скальп блондина. Центнер — если докажешь, что блондин был по профессии график и нарисовал то самое. Это, конечно, шаг в сторону рыночной экономики (чреватый, между прочим, дефолтом). Но он, опять же, ясно указывает, что афганец афганцу рознь: имеются и среди них толерантные, даже склонные к юмору люди, которые, скажем, за четыре с половиной кг палец о палец не ударят в подобном случае, хоть и не атеисты.

А дураков нигде не сеют, не жнут, такая уж это незатратная культура. Им только дай куда-нибудь бежать — по улицам Джакарты или Тегерана — мчаться толпой, что-нибудь вопя. Желательно — про смерть. Типа — смерть Дании! Бей датчан — спасай Переднюю Азию!

Датчан, кстати, жалко, даром что сами виноваты. Вечно суются не в свои дела. Ну кто их, например, просил обустраивать Россию? Принц Гамлет задним числом признал, что это была роковая ошибка. И вздохнул: дескать, бедный Рюрик.

Теперь они, выходит, перековали мечи на карандаши.

А мы воюй с терроризмом. До позавчера — практически одни. Позавчера, в кои-то веки, объявился, наконец, надежный союзник по имени ХАМАС. Политически грамотен, морально устойчив, без предрассудков. Без этого, знаете, абстрактного гуманизма. Хороший еврей — мертвый еврей, и точка.

Того гляди, мы с этим ХАМАСом раздуем настоящий мировой пожар, на горе всем буржуям, кроме новых русских.

И наведем порядок на всей планете, раз уж не удается в отдельно взятом отечестве.

Чтобы никаких изображений, никаких, тем более, высказываний, задевающих наши с ХАМАСом священные чувства. Любовь к властям небесным и земным. И самое заветное — любовь к органам.

Которая хоть и укоренена в наших сердцах, но все-таки нуждается в удобрении.

Почему и объявлен конкурс: кто звонче воспоет.

Вперед, мастера культуры! А я, со своей стороны, готов поспособствовать. Дарю, во-первых, эпиграф — его можно привинтить, как орден, к роману, к поэме, к водевилю:

"Работа в органах НКВД является наградой сама по себе, поскольку народ доверяет тебе этот острейший участок защиты интересов всего Советского государства. Отсюда и требования народа к работникам НКВД более повышенные. И первейшей, священной нашей обязанностью является оправдать это доверие". Н. Ежов.