Взъерошенные перья

Я с некоторым удивлением увидел, что на Руби все тот же фартук с вышитыми анютиными глазками, хотя на этот раз из-под фартука выглядывало розовое платье из набивного ситца. Волей-неволей спросишь себя, то ли она, по своему обыкновению, просто забыла снять фартук, то ли он является неотъемлемой деталью ее туалета.

Казалось, Руби несколько успокоилась, когда Присс без раздумий устремилась к Рипу и начала его тискать. Но спокойствие ее длилось недолго. Как только мы расселись вокруг стола, достав жареных цыплят и запеченные в тесте яблоки, Рип стервятником принялся кружить по комнате, выжидая, когда что-нибудь упадет на пол.

Рип всегда так себя ведет, и эта его манера раздражает до невозможности. Особенно когда у меня гости. Впрочем, это большой прогресс по сравнению с его прежним маневром. Раньше Рип втискивался под стол и сновал между ножками стульев и человеческими ногами до тех пор, пока не находил позицию поудобнее. Трапеза проходила в весьма нервной обстановке, поскольку гости то и дело заглядывали под стол, дабы удостовериться, что Рип не собирается сражаться с ними за следующий кусок.

Правда, когда я познакомил зад Рипа со свернутой в трубку газетой, пес понял ошибочность своих действий. Теперь он ненавязчиво носится вокруг стола, пуская слюну, умоляюще заглядывая всем в глаза и жалобно поскуливая.

Однако Руби, похоже, было невдомек, сколь удивительных высот прогресса добился мой бестолковый пес. Она ежеминутно поглядывала на Рипа, и ее улыбка становилась все более и более сомнительной.

– Хороший песик, – пробормотала она заискивающе.

– Не надо его бояться, – как можно убедительнее сказал я. – Не беспокойтесь, Рип вас не тронет.

Я мог бы выставить пса на террасу, если бы не знал, что тогда будет еще хуже. Стоит вывести Рипа из дома во время еды, он начинает заглядывать в окна и душераздирающе завывать. Если вой не помогает, Рип принимается отчаянно колотить когтями по стеклу и визжать. Этот номер получается у него просто блестяще. Некоторым гостям приходит в голову, что из леса выскочило чудовище и намеревается сожрать беднягу.

Глаза Руби не отрывались от собачьей морды.

– Хороший песик, – повторила она еще более заискивающе.

Присцилла же, казалось, вовсе не замечала суеты Рипа. Ее глаза не отрывались от меня.

– С тобой все в порядке, Хаскелл? У тебя хмурый вид. Ты случайно не заболел?

По счастью, ее мать не дала мне ответить.

– Наверное, во всем виновато ваше лицо, – встряла Руби.

Я посмотрел на нее, не осмеливаясь спросить, что именно она имеет в виду. Разумеется, я далеко не красавец, но собственное лицо казалось мне вполне здоровым и симпатичным.

– Вас, наверное, беспокоит царапина? – продолжала Руби.

Я снова промолчал, но Руби, видимо, подтверждение не требовалось. Она обратила на меня свою вечную улыбку.

– Как замечательно вы сегодня поступили, Хаскелл! Рисковали своей жизнью.

Честное слово, непросто оставаться скромным в присутствии Руби. С тех пор как Присс поведала матери о сегодняшних событиях, старушка вела себя так, словно собиралась представить меня к правительственной награде.

– Ну… – промямлил я, – особого риска не было.

Преувеличивать свои заслуги можно было перед Верджилом, но не в присутствии Присс. Она-то прекрасно знала, что я всего лишь сбил ее с ног.

Но Руби отмахнулась от моих слов.

– Не надо скромничать! – с жаром возразила она. – Съешьте-ка еще картофельного пюре! Вы такой храбрец! Такой храбрец!

Я покосился на Присс, чувствуя, как мои щеки начинают багроветь.

– Ну… не знаю, стоит ли называть меня храбрецом. Скорее это просто рефлекс…

Улыбка Руби стала еще шире.

– Возьмите кукурузную лепешку! Посмотрите, какая румяная и поджаристая!

Видимо, Руби полагала, что благодарность измеряется калориями. Пока ее чувство признательности равнялось где-то трем тысячам калорий, но продолжало неуклонно расти.

Я с улыбкой покачал головой.

– Спасибо, Руби, я уже сыт. Честное слово. Больше не могу.

– Но для моего яблочного пирога вы ведь местечко оставили, правда?

Моя улыбка поблекла. Господи! Понадобится подъемник, чтобы оторвать меня от стула. Как бы половчее отказаться и при этом ее не обидеть? Еды, которую мать Присциллы захватила с собой, хватило бы, чтобы накормить футбольную команду. Она без устали подкладывала мне то горошек, то картошку, то гренки, а теперь отправилась на кухню за десертом! Я вдруг осознал, что не могу дышать. Если так будет продолжаться, еще до полуночи окажусь в реанимации.

Меня спас Рип.

Когда Руби вышла из кухни с торжествующей улыбкой на лице и пирогом в руках, глупый пес впал в истерику и принялся оглушительно лаять. Должно быть, вид яблочного пирога окончательно лишил его душевного равновесия. Руби споткнулась и едва не уронила свое творение на плюшевый ковер. С полминуты она балансировала на одной ноге, а я, как завороженный, следил за пирогом, молясь про себя, чтобы он упал. Но не тут-то было. Руби изловчилась, встала на обе ноги, и пирог в ее руках перестал подпрыгивать, лишь пара крошек отлетела в сторону.

– О боже! – вскрикнула Руби и кинулась подбирать крошки.