Ты покачал головой, наверное, удивляясь тому, что птица так тебя отделала. Израненные руки ты держал перед собой на весу, как ребенок. Кровь сочилась из ран у тебя на пальцах, стекала на запястья. К царапинам прилипли мелкие перышки. Ты попытался стереть кровь руками, но только растревожил царапину на тыльной стороне одной ладони.
– Ох. – Ты поднял на меня большие голубые глаза. – Похоже, без твоей помощи мне их не промыть.
Я налила воды, специально погорячее. Ты сидел на пыльном полу гостиной и ждал, когда я принесу таз. Окунув в него руки, ты скривился от боли. Я улыбнулась. Простая радость, мелкое возмездие. Я прихватила с раковины старую царапающую губку, которой ты драил посуду.
– Эта подойдет? – невинным тоном спросила я.
– Хочешь, чтобы я остался вообще без кожи? – Ты закатил глаза. – Нет, отвечать не обязательно.
Но я всё равно принесла губку. И присела на корточки по другую сторону от таза. Ты полоскал в нем руки, вода постепенно становилась красной.
– Больно, да? – спросила я.
– Ага.
– Как же ты терпишь?
– А я упертый. – Ты усмехнулся. – Как пустынная акация. И потом, боль означает исцеление.
– Не всегда.
Кровь не останавливалась, закручиваясь в спирали и расплываясь вокруг твоих пальцев.
– Сволочной петух, – пробурчал ты.
Руками выше запястий ты пока не занимался. На них тоже имелись царапины, некоторые доходили до локтей. Ты вздохнул, вынул ладони из таза и положил их на его бортики. Руки были розовые и пухлые, как зефирки.
– Тебе придется помочь, – сказал ты. – Пожалуйста, а?
Я ответила тебе холодным взглядом.
– С чего вдруг?
Ты нахмурил лоб.
– Потому что если я останусь без рук, мы оба будем в заднице. – Ты быстро и раздраженно выдохнул. – А я не могу промыть их как следует. – Уголок твоего рта растянулся в улыбке, глаза снова стали умоляющими. – Это больно, Джем.
Ты неловким жестом показал руки так, как раньше. Розовые капли срывались с них на пол. Одна упала мне на колено, сбежала с него, оставляя тускло-коричневый след.
– А что сделаешь для меня ты? – спокойно спросила я.
Ты тоже смотрел, как капля соскальзывает с моего колена, и молчал.
– А чего ты хочешь?
– Ты знаешь чего.
– Никуда ты не уедешь. – Ты перевернул правую руку и стал смотреть, как струится по ней водянистая кровь. – Я спрашиваю, чего ты хочешь прямо здесь и прямо сейчас?
Ты перевел взгляд на меня. Твои волосы упали на лоб. Выбеленные солнцем пряди отросли и доставали почти до рта. Ты сдул их, они прилипли к губам.
– Пожалуйста, – продолжал ты, – что угодно, но не побег отсюда. Ну, давай, только попроси. Я охотно соглашусь. – С кошачьим любопытством ты подался вперед. Я отстранилась. – Но сначала, – шепотом сказал ты, – не принесешь мне полотенце? Оно в ящике, в ванной.
– Знаю.
Я открыла побитый жестяной ящик у двери ванной и вынула полотенце. На обратном пути я думала обо всем, что хотела узнать о тебе… сотни подробностей. Но расспрашивать о них было бы всё равно что предать себя. В задумчивости я присела, положив полотенце на колени. Я была готова подать его тебе по просьбе, но ты положил ладони на полотенце прямо на моих коленях. Я ощутила, как ткань становится влажной и теплой от смешанной с кровью воды. Твое лицо оказалось совсем близко, но я смотрела не на него, а на твои руки. Ноги мои напряглись, как у животного, готового броситься наутек.
– Я хочу знать, как ты всё это построил, – наконец произнесла я. – Где взял деньги. Если, как ты говоришь, много лет назад в тех кустах был ты… Как же тогда ты справился?
Я обвела взглядом комнату, заметив паутину под крышей. Она тянулась к занавескам тонкими нитями, непрочными жизненными тропками. Ты покатал руки по полотенцу и кивнул на губку.
– Вымоешь? Ну пожалуйста! А я тогда расскажу.
Я окунула губку в воду и провела ею по царапинам. Они открылись, стали шире, кожа разошлась. Ты вздрагивал, когда коричневые края кожи загибались, обнажая розовый нежный слой под ней. Я стала сильнее нажимать на губку. Ее клочки прилипали к ранам. Ты кусал нижнюю губу, пересиливая боль.
– Деньги я добывал разными способами, – сказал ты. – Поначалу воровал: я научился здорово таскать сумочки из пабов. Но однажды попался, и мне пригрозили тюрьмой.
Ты перехватил мой взгляд. И понял: будь моя воля, ты уже сейчас сидел бы в тюрьме. Ты сделал вид, будто ничего не заметил.
– Я даже побирался какое-то время, – продолжал ты. – Ставил стаканчик из «Макдональдса» на пол, как все остальные, и мне становилось дерьмово.
Я перестала тереть тебе руки.
– Но попрошайничеством столько не насобираешь. – Я снова оглядела комнату. Всё в ней было простым, но наверняка стоило дороже той мелочи, которую бросают побирушкам… гораздо дороже. – Чем-то еще?
Ты кивнул:
– Продажами.
– Продажами чего?
– Что у меня было. – Ты сильно поморщился, но не от боли в руках – в тот момент я даже не прикасалась к ним. – Ради этого дома я продавал себя.
– То есть… как проститутки?