Ты стукнул стаканом по перилам так сильно, что он разбился у тебя в кулаке. При виде зазубренных осколков на ладони ты широко раскрыл глаза.
– Моя мать, ясно? – шепотом ответил ты. – Она нашла меня.
Струйка крови побежала по запястью. Ты посмотрел на нее, уронил осколки стакана на пол, и они глухо звякнули. Я ошарашенно поглядела на четыре куска стекла одинакового размера, потом на твою руку. Ты сжал пальцы, но кровь просачивалась между ними. Ты по-прежнему растерянно смотрел во все глаза. Наклонившись за осколками, ты заметил, что я наблюдаю за тобой, отдернул руку и быстро убрал ее так, чтобы я не видела. И отвернулся, спрятал от меня лицо, напряженно подняв плечи. Еще слово – и ты мог взорваться. Я выждала время, а потом нерешительно произнесла:
– Ты ведь, кажется, говорил, что твоя мама исчезла вскоре после твоего рождения?
– Так и было. – Ты ссутулился над порезанной ладонью, разжал пальцы, осмотрел рану. – Но она нашла меня, – продолжал ты шепотом. – Не знаю как. И вскоре после того, как мне исполнилось семнадцать, она прислала письмо.
– Зачем?
Этот вопрос прозвучал тише вздоха. И повис между нами. Твоя спина казалась твердой, как столб, к которому ты прислонился. Ты застыл.
– Она писала, что хочет увидеть меня. Дала свой адрес – Лондон, Элфингтон-стрит, 31а.
– Это неподалеку от меня.
– Знаю.
– И ты приехал, чтобы увидеться с ней.
– Я попытался. Приемные родители одолжили мне денег.
– И что дальше?
– Они были только рады отделаться от меня.
– Я про твою маму.
Ты обернулся. Твое лицо исказилось от чувств, с которыми ты боролся.
– Ты правда хочешь знать?
Я кивнула. В три шага ты пересек веранду и хлопнул за собой дверью. Я услышала, как ты тяжело шагаешь по дому, выдвигаешь ящики. И напряженно ждала. Дверь снова распахнулась, с грохотом ударившись о стену дома. Ты что-то сунул мне в руки. Конверт.
– Прочти ее письмо, – бросил ты.
Я завозилась с конвертом, руки вдруг задрожали, пока я извлекала из него тонкие листы бумаги. Вместе с ними выпала фотография, спорхнула мне на колени. Я подняла ее.
Снимок был выцветшим и старым, слегка помятым и потрепанным по краям. На нем девочка примерно моих лет крепко прижимала к груди младенца. И смело смотрела в объектив, будто бросала фотографу вызов. Разглядывая ее длинные темные волосы и зеленые глаза, я невольно затаила дыхание: она немного походила на меня. Крошечный младенец был туго завернут в больничное одеяло. Его глаза голубели, как вода в океане, а единственная прядь волос была золотистой.
Я бросила на тебя взгляд, задержав его на светлой челке, падающей на лоб.
– …Ты?
Ты хлопнул ладонью по столбу веранды с такой силой, что содрогнулось всё строение.
– Я хотел, чтобы ты
Ты забрал и снимок, но осторожно, чтобы не помять его. Бережно положил в карман рубашки, туда же отправил письмо. И заговорил тихо, словно сам с собой.
– Она предлагала мне пожить с ней, – объяснил ты. – Сказала, что слишком долго была одна.
– И что же? – еле слышно шепнула я.
Ты наклонился, осторожно разжал пальцы, протянул руку к моему лицу. Я увидела на ладони темную, уже запекшуюся кровь. И отвернулась было, но ты заставил смотреть на тебя. Провел кончиками пальцев по моим волосам.
– В доме 31а по Элфингтон-стрит был сквот, – вздохнул ты. – Стены в говне, дохлые воробьи в камине. Какой-то наркодилер чуть не убил меня, когда я постучался.
– А твоя мама?
Ты держал мой подбородок так крепко, что трудно было говорить.
– Ее там не было. Видимо, ушла за неделю до моего приезда. – Ты задумался, припоминая тот день, твой взгляд стал отсутствующим. – Я пытался разузнать новый адрес, но никто мне его не дал… Говорили, она по уши влипла во всякое дерьмо, никто ее больше знать не хотел.
Я попыталась высвободиться. Ты не отпустил меня. Только сжал пальцы сильнее, приблизил губы к моему лицу, обдавая его кислым запахом самокруток.
– В конце концов я добыл номер, по которому мог связаться с ней. Несколько дней я носил этот клочок бумаги в кармане, прежде чем собрался с духом и позвонил, и к тому времени выучил номер наизусть. Ответила какая-то старуха, спросила, есть ли у меня деньги, я сказал, что нет, и она заявила, что понятия не имеет, кто мне нужен. Но ее голос… – ты перевел дыхание, – …он звучал жутко, будто она была пьяна в хлам, обкурена или еще что… иногда отец говорил так же. – Ты помолчал. – Знаешь, я часто гадал, на самом ли деле это была она, ее голос.
Я смотрела на тебя в упор. Потом медленно попыталась отстраниться, высвободить голову.
– Но искать мать я не перестал, – продолжал ты, не замечая моего движения. – Обходил один за другим сквоты и приюты. Пипец! До приезда туда я ни разу не видел снега и в первый же день возненавидел его до отвращения. У меня не было ни денег, чтобы вернуться домой, ни других дел, никого, так что…