Вызов Запада и ответ России

И славянофилы, и западники признавали отличие России от Запада, но для славянофилов Запад не был высшим достижением мировой истории, а для западников именно был. Проблему же, полагаем, следовало поставить в иную плоскость. Она состояла не в том, был или не был Запад идеалом, а в том, как, насколько, в каком направлении он воздействовал на Россию. Простое признание России ветвью Запада западниками было так же неверно, как и непризнание славянофилами достижений Запада, что делало их фатально слабыми в спорах с западниками. Западники могли назвать имена, изобретения, указать на книги. Славянофилы выдвигали аргумент о превосходящих качествах российской специфичности — религиозной духовности, народности и соборности, но не готовы были указать на плоды этих качеств. Для западников Россия была «лишь на круг ниже Европы в движении по той же эволюционной лестнице». Славянофилы соглашались с тем, что «Россия является тем, чем Европа раньше была».

В определенном смысле прав был С.М. Соловьев, говоривший: «Мы — европейцы и ничто европейское не может быть чуждым для нас». Но правы были и славянофилы, утверждавшие, что Запад не похож на Россию. С.М. Соловьев, споря с ними в конце 50-х годов, назвал славянофилов «историческими буддистами». Сам же он в своей многотомной истории России вольно или невольно показал лидирующую роль Запада, его важность для российского развития, показал, что Иван Грозный, Борис Годунов, Петр Первый и Екатерина Вторая именно реагировали на Запад.

Отсутствие в России отчетливого и просветленного восприятия места страны в «атакуемом» Западом мире не позволило ей дать философов русского бытия ранга Гердера и Фихте. В России инициативу перехватили сугубые революционеры с их «все или ничего». К великому сожалению (что для истории безразлично), начиная с первых десятилетий девятнадцатого века в российском обществе обозначилась полярность позиций. С одной стороны, склонного к репрессиям правительства, насаждающего западные порядки рукой принуждения, и, с другой стороны, позиций лучшего слоя — интеллигенции, устремленной к западным идеалам, среди которых была политическая свобода. Трагизм ситуации заключался в том, что лучшие умы волею обстоятельств оказывались скорее не в заскорузлых чиновничьих структурах, а в героическом братстве революционеров. Это превращало некогда мощный петровский механизм в вестернизированное подобие осажденной крепости, лишенной столь необходимой общественной поддержки и симпатии. Страдающий стороной стала сознательная, планомерная стратегия сближения с Западом в материальной сфере, сознательное культивирование лучших западных ценностей среди гигантской массы евразийского населения. Сниженный до уровня пристрастий и симпатий, главный спор общества разгорелся между явными сторонниками Запада и сентиментальными радетелями старины, старых обрядов, ценностей, исконной правды допетровской Руси. Западники верили в конечную способность России «нагнать» в своем развитии Запад. Славянофилы искали достоинства национальных корней.

* * *

На блестящей петербургской поверхности в период 1815–1855 годов официальная Россия жила в состоянии иллюзий относительно своей принадлежности к Западу, пребывания его частью, причем частью самой могущественной в военном отношении. Для полного приобщения к Западу императору Николаю Первому не хватало, по его словам, всего лишь нескольких честных губернаторов.

Иллюзия имела частично плодотворные последствия. Именно в этот период национального самоуважения сложилось то, что обеспечило всемирное уважение России: почти все литературные гении России сформировались в эти годы. В то же время Станкевич, Грановский и Соловьев создали русскую историографию, Пирогов — медицину, Лобачевский — геометрию и т. д. Россия Пушкина не испытывала комплекса неполноценности, Россия Гоголя судила о мировых проблемах и без опоры на западные авторитеты.

Россия при царе Николае находилась в дружественных отношениях с Пруссией и Австрией, но, имея свои планы на Ближнем Востоке, антагонизировала европейский Запад, Англию и Францию. Началось первое «глухое противостояние», первая протохолодная война, когда Запад клеймил внутренние русские порядки, осуждал раздел Польши и вообще опасался «длинной тени» огромной России на Запад. Особенно рельефно это противостояние с Западом проявлялось после польского восстания 1830 года, европейских революций 1848 года, обострения восточного вопроса в 1844 и 1853 годах. Русские современники освобождения Запада от наполеоновского единовластия видели в политике западных держав неблагодарность по отношению к русским освободителям. Пушкин нашел отзвук в русских сердцах, отвечая западным клеветникам России.