Интубация, введение трубки в горло пациента, – это искусство. В скорой помощи ее проводят только парамедики, и это последний шанс для пациентов, которые не дышат. Анестезиологи намеренно вводят пациентам наркоз и берут на себя контроль за работой их дыхательной системы, что является огромной ответственностью. Недавно во время обучения я предложил анестезиологу свою помощь. Пациентке должны были удалить желчный пузырь, и, прежде чем ее привезли, мы с анестезиологом обсудили различные мышечные релаксанты, которые он использует, чтобы упростить интубацию. Он сказал, что его любимый препарат – рокуроний, потому что существует антидот, который можно использовать, если у пациента возникнет неблагоприятная побочная реакция. Естественно, я поинтересовался, случалась ли такая реакция у кого-то из его пациентов, и он ответил, что да, но это очень редкое явление.
Пациентку привезли, и мы с ней немного поболтали, прежде чем анестезиолог ввел ей множество различных препаратов, в том числе рокуроний. Она заснула, и я начал вентилировать ей легкие (сжимал воздушный мешок, соединенный с маской, чтобы наполнять легкие пациентки), но вскоре мне стало сложно это делать. Анестезиолог, думая, что моя техника страдает, продолжил вместо меня, но через несколько секунд понял, что у женщины бронхоспазм – неблагоприятная побочная реакция на рокуроний, которая заключалась в затрудненном дыхании. Анестезиолог ввел антидот и другие препараты, но у пациентки остановилось сердце. Он нажал на тревожную кнопку, и уже через несколько секунд в операционную сбежались все врачи больницы. Если бы у вас остановилось сердце, лучше бы это произошло в больнице.
Когда состояние пациентки стабилизировали, анестезиолог сказал мне: «Больше не приходи в мою операционную, приятель». Пациентка провела пару дней в реанимации, но в итоге с ней все было в порядке. Та ситуация помогла мне осознать, что даже четырнадцать лет обучения не делают человека пуленепробиваемым. Ни анестезиолог, ни я не допустили ошибок, однако все пошло не так. В медицине никогда нельзя сказать наверняка, что будет дальше.
Люди часто имеют неправильное представление о наших полномочиях. Парамедики и младшие специалисты по оказанию первой медицинской помощи не обучены делать то же, что специалисты в больнице. Нас учат проводить только определенные вмешательства. Люди хотят, чтобы парамедики проводили более сложные процедуры и вводили больше препаратов, однако решение о том, оставить ребенка дома или отвезти в больницу, очень ответственное, и оно не отражается на заработной плате.
В прошлые выходные мы приехали на вызов и увидели ребенка с кашлем и насморком. Мне пришлось объяснить его маме, что мы не педиатры. Если у ребенка нет остановки сердца, аллергической реакции или чего-то настолько же серьезного, нас вызывать не нужно. Проблема в том, что дети не всегда способны рассказать о своих симптомах. У нас в чемоданах нет рентгеновских аппаратов, томографов и другого блестящего дорогостоящего оборудования. Дело не в том, что мы отлыниваем от работы, а в том, что судьбоносные решения должны принимать ответственные за это люди.
Должен признаться, что одной из вещей, которые привели меня-подростка в профессию, была возможность мчаться по улице с включенным проблесковым маячком и ревущей сиреной и не бояться, что меня остановит полиция. На самом деле все не совсем так, потому что автомобили скорой помощи имеют свои особенности. В отличие от легковушек и фургонов, в них много сложной электроники и кабелей. Наши механики знакомы с автомобилями скорой помощи в мельчайших деталях, и они делают все, чтобы те были на ходу, но нужно иметь в виду, что машины находятся в движении двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Они проезжают тысячи километров в неделю практически без перерыва, и некоторым из них уже десять лет.
Не всегда у работников скорой помощи есть хорошие автомобили, на которых можно легко маневрировать, превысив скорость. Это тоже увеличивает время ожидания пациента.
Знаете, что самое забавное? Однажды я взял на станции новый автомобиль, на котором была наклейка с надписью: «Пожалуйста, не превышайте скорость первые 1500 километров, пока двигатель объезжается». Представляю, как мы приезжаем на вызов и говорим: «Простите за опоздание. У нас новый автомобиль, с которым нужно обращаться осторожно».
Некоторые автомобили ездят так, словно у них квадратные колеса. Они скрипят и ревут, будто у них артрит. Приходится прикладывать усилия, просто чтобы выехать на них с парковки утром. У меня несколько раз ломались рабочие машины, и в некоторых случаях в их задней части находился пациент. К счастью, это были пациенты не в критическом состоянии, однако я слышал истории о том, как ломались автомобили с пациентами в тяжелом состоянии на борту. В таких случаях приходится ждать, когда пациента заберет другая бригада.