Я толкнул дверь с «джентльменским» ромбиком. Шесть кабинок, шесть писсуаров, три раковины с общим зеркалом, две сушилки для рук, всё в плитке, в общем, обычный туалет. Одна из кабинок была открыта, и в ней возился какой-то дедок в спецовке. Нас было только двое, и я поздоровался, дедок в ответ лишь громыхнул инструментом.
«Странно, такое здание, а туалеты только на верхнем этаже», – констатировал я.
«А, всё тут через жопу», – беззлобно ругнулся тот в ответ.
После секундной паузы я предложил: «Коньяк будете?»
Дедок отделился от заунитазного хозяйства и поднял на меня свои мутные глаза. Я достал фляжку, открыл и протянул ему. По его лицу мелькнула тень разочарования объёмом, но он всё же сделал длинный глоток. Он вернул мне ёмкость, и я закрепил контакт теми каплями, которые в ней остались.
«Каляныч!» – сказал дедок, подавая руку.
Каляныч
Ему было пятьдесят лет. Он не был дедом ни в возрастном, ни в генеалогическом плане. Каляныч выглядел на неопределённые шестьдесят плюс и в этом был моим антиподом. В здании он выполнял роль сантехника, электрика и иногда сторожа. Раньше здесь располагалось НИИ автоматики, на всех этажах которого были кабинеты, лаборатории и, конечно, туалеты. Каляныч тогда работал младшим научным сотрудником и занимался какой-то мудрёной проблемой. Метаморфозы в жизни НИИ и Каляныча прошли параллельно и в одну сторону – на слом. Он и не заметил, как судьба его срослась с этим зданием, как он стал его духом, его домовым. Каляныч знал, куда и откуда идёт любая здешняя труба или провод. Новые хозяева, когда делали перепланировку, активно с ним консультировались. За эти знания его и оставили, несмотря на угрюмый нрав и алкоголизм.
Жил Каляныч тут же. С внутренней части здания у торца был вход в небольшое подсобное помещение. Здесь Каляныч обустроил свои апартаменты: поставил диван, одёжный шкаф, маленький телевизор, на окно накинул занавеску. Из удобств был отдельный пенал с толчком и раковиной, ему этого хватало. Внутри здания также был предусмотрен вход в его берлогу, но о нём, кроме Каляныча, не знал никто. Оставшимися после ремонта листами гипсокартона он заслонил эту дверь, но с тем расчетом, чтобы её можно было открыть изнутри и протиснуться.
Встреча с Калянычем стала не иначе как настоящим подарком для меня.
***
Я два раза сгонял на голосование, прерывая неспешный разговор с Калянычем. Из-за различных накладок времени на «за» ушло больше, чем отводила программа съезда. Поэтому третий свой выход я спланировал с поправкой и не угадал, так как столкнулся на лестнице с нашей монументальной вожачкой. Она недовольно зыркнула глазами и, шипя, стала мне высказывать, что с таким, пардон, кишечником надо дома сидеть, а не ездить на серьёзные мероприятия. Я, смиренно прослушав отповедь, через полминуты ойкнул и скрылся за оберегом ромбика.
Каляныч с ремонтом тут застрял на целый день, а вечер мы уже договорились провести у него, с меня – поляна. Ещё я от него узнал про видеонаблюдение, которое начисто упустил из виду. Оказалось, что подключенных камер совсем немного и основное их количество находится в коротком крыле здания – «барской усадьбе», как называл его Каляныч. Там размещались офисы собственников, переговорные, VIP-номера для гостей и прочее, даже небольшой бассейн с сауной и душевыми на первом этаже. И именно там будут отдыхать Белёсый со товарищи в перерывах между выступлениями. Также открытием стало, что в зале за сценой смонтирована скрытая лестница, ведущая на третий этаж, в обособленную его часть, соединённую с коротким крылом здания.
Это означало, что объект я смогу видеть только на сцене, а физический контакт исключается. Была, конечно, малая вероятность того, что его на фуршете потянет «в народ», но я не представлял, как реализовать задуманное в таком скоплении людей и охраны. Время как раз шло к ужину, и пропущенные сеансы кормёжки стали давать о себе знать. Я, тепло попрощавшись с Калянычем до скорой встречи, побежал на закрытие официальной части первого дня.
В зале было душновато. Лица людей покрыл характерный налёт заморённости, возникающий тогда, когда их надолго оставляют в замкнутых пространствах с массой себе подобных. Охранники тоже подустали и подрасслабились – день проходил без эксцессов. Белёсый сидел, напустив на себя отстранённый и задумчивый вид. Наконец последовало приглашение на торжественный ужин. Оно было встречено громкими аплодисментами, выражающими чувство всеобщего облегчения.