Выверить прицел

А бывало, кто-нибудь читал вслух, что написал ему его сынишка, или показывал присланный дочкой рисунок. О войне не говорили никогда. Каждый существовал наедине с пережитым. Один солдат устроил себе в углу будки подобие личного стола из ящика от боеприпасов и писал, стоя за ним, согнувшись и закрывая написанное рукой. Все смотрели на него заинтригованные. Кто-то решил, что он сочиняет стихи, кто-то - что рисует открытки детям, которые шлют ему письма через Комитет помощи солдатам, предполагали даже, будто, возмущенный тем, что произошло на этой войне, он пишет письма протеста и рассылает их всем влиятельным людям государства. Альфонсо же считал, что он ведет дневник, куда подробно заносит все, что с нами произошло. Глядишь, кто-нибудь и поверит.

Так проходил день за днем. Треть дня мы занимались танками. Другую треть проводили в ожидании грузовика из батальонного склада. С грузовиком прибывал кладовщик Марциано с запчастями, чистыми комбинезонами и выстиранными тряпками - на них шла старая рабочая одежда. Мы наматывали тряпки на шомпол и каждый вечер смазывали пушку, а по утрам вытирали ее насухо. Вместе с Марциано приезжал Кимель, офицер из отдела личного состава батальона, аккуратный человек в очках. Он привозил письма и газеты, некоторые товары из "Шекема", а иногда даже чеки из службы Национального страхования. Передавал приветы от друзей из других рот и штабные новости: когда уходим с передовой, кто должен нас сменить и что вообще ожидается. Всякий раз, когда приезжал Кимель, к нему подходил Зада с всегдашним вопросом - что будет с его хозяйством? Вот уже три месяца, как птичник практически без хозяина, смотреть за ним некому, компаньон тоже мобилизован. Он, мол, объяснял по телефону жене, что следует делать, но у нее не получается. Много цыплят перемерло. Кимель терпеливо выслушивал его, доставал из карманчика рубашки ручку и небольшую красную записную книжку и записывал. Никогда не забывал он сказать солдату теплое слово или потрепать по плечу, а однажды даже привез чек на имя Зады - компенсацию за десять цыплят.

Порой нам доставляли свежие фрукты и овощи, сигареты и сласти. Некурящие солдаты обменивали сигареты на шоколад. Шоколад хранили: когда придет их черед идти в отпуск на двадцать четыре часа, отвезут его детям. Письма перечитывались по пять-шесть раз.

Студент Еврейского университета пытался учиться по материалам, которые присылал ему университет. Если скоро освободимся, авось еще удастся спасти учебный год. На просьбу отложить экзамен ему ответили отказом. Написали, чтобы улаживал свои дела сам. Уважающий себя университет не откладывает экзамены из-за личных проблем студентов.

Цион раздобыл том Гмары, и мы, три йешиботника, договорились о совместных уроках. Каждый рассказывал, под каким новым углом зрения толковал определенный вопрос его рав. Мы учились и делились воспоминаниями о времени, проведенном в йешиве. Тора была для нас эликсиром жизни.

Альфонсо, заряжающий танка 2-Бет, с головой ушел в чтение толстенного тома на испанском языке, одновременно через наушники слушая Шуберта и Моцарта. Альфонсо говорил, что здесь, с нами, присутствует только его тело, а сам он пребывает совсем в ином месте. Два экипажа день и ночь дулись в карты. Прочие проводили время просто так, ожидая, когда их отпустят.

В Тель-Хирусе очень рано темнело, зажигать огонь было запрещено, месяц кислее стоял жутко холодный, поэтому еще до наступления темноты мы ужинали и расходились по палаткам. Укрывались зимними куртками и армейскими одеялами пока не наступала очередь дежурить под проливным дождем. Был среди нас один экипаж - командир, заряжающий и наводчик, - который не выходил из палатки даже днем, отказываясь что-либо объяснять и не отвечая ни на какие вопросы. Не принимали они участия и в общих наших "званых обедах", которые время от времени мы готовили из армейских пайков - макрели, зажаренной в собственном жире на самодельной, из жестяной банки, сковороде, фасоли в соусе и долек грейпфрута на десерт. Когда приезжал грузовик, они, забрав свою долю, тотчас возвращались в палатку. Когда приходила их очередь дежурить, брали оружие и шли, не говоря ни слова. По утрам, как все, проводили обычный техосмотр танка и уходили в палатку. Не участвовали они и в легкой физзарядке, которую мы делали каждое утро. В ответ на вопросы Ханана, ротного командира, лишь отрицательно качали головой.