Выстрелы в темноте

И вдруг осеклась под выразительными взглядами Говоруна и доктора философии, вдруг отдернула нервно оконную штору, за которой Чудак увидел зеленоватую гладь озера, подступавшего почти вплотную к тыльной стене коттеджа. Снаружи было безветренно, и неподвижная поверхность воды в обрамлении камыша, осоки и широколистых прибрежных кувшинок отражала и всклокоченные облачка в небе, и склон поросшей лесом горы – пологий и каменистый склон, в который это огромное зеркало упиралось своим противоположным краем.

– Итак, сегодня у нас застолье иного рода, – господин Мантейфель закурил, аккуратно расстелил на столе извлеченную из сейфа карту и подал знак фрау Эмме задернуть штору. – Твоя высадка произойдет после полуночи на световые сигналы с чужого берега. День высадки будет установлен позже. Говорун встретит тебя на той стороне, обеспечит пропиской, работой и поможет замести следы. Вернее, сначала поможет замести следы, а потом займется твоим трудоустройством…

– А лучше бы и вовсе следов не оставлять.

– Конечно, лучше. Но, перелицовывая русскую пословицу, можно констатировать, что без следа не вынешь и рыбку из пруда.

Чудак потянул за уголок карту к себе, склонился над ней, но не сразу даже – так крупно были они изображены – узнал контуры Черного моря, абрис Крымского полуострова, голубую ленту могутно расширяющегося к устью Днепра. Говорун, не обронив ни слова, но таким жестом, что выходило вроде бы как равному, протянул будущему напарнику залистанный лоцманский справочник и брошюру с подробным описанием черноморских бухт и заливов – то и другое на русском языке.

– Однако и вправду, если удастся, следов лучше не оставлять, – вздохнул господин Мантейфель. – Ну что ж! В твоем распоряжении есть еще несколько дней, что бы доскональнейше изучить район своей будущей деятельности.

– Берег?

– А уж берег в первую очередь. Потому что в основном тебе придется пока переправлять секретные материалы, добытые другими агентами.

– Господи, да какие там секреты в нищей и замордованной стране!

– Надеюсь, уроки вашей философии этот прилежный юноша усвоил основательно, – с мукой на лице произнес, видимо, чрезмерную для него фразу Говорун и снова характерно прокашлялся: – Хх-к-гмм!

Вслед за этим Говорун поднял стоявший у двери дорожный, пестрящий кокетливыми наклейками чемоданчик и, ни с кем не прощаясь, вышел с ним на террасу. Спустя минуту спортивный «ягуар» бесшумно скользнул из гаража, круто вильнул по двору и на большой скорости понесся обратно вверх и вверх – в горы. Длинная и яркая машина успела уже превратиться в еле заметную вдалеке точку, а потревоженные выхлопными газами цветы перед гаражом все еще раскачивались себе да раскачивались на гибких стеблях, почти касаясь нежными лепестками пыльного и горячего асфальта.

Что в общем-то мы повидали?
И, словно бы кадры кино,
Влекут нас тревожные дали:
Куда – а не все ли равно?

Влекут нас по новым дорогам
И мчать, и шагать босиком.
Неведомое за порогом.
За лугом. За тем вон леском.

За домом, где нынче едва ли
До зорьки погаснет окно.
И мы устремляемся в дали:
Куда – а не все ли равно?

К морю Чудак приехал первым рейсовым автобусом, когда в сонной утренней рани клочкастый туман, словно зимняя метель в сильно замедленной съемке, еще клубился над самой водой, перед тем как часа эдак через два подняться к синему небу и слиться в нем с легкими облаками. Асфальтовая дорога затейливо и пока еще безлюдно и безмашинно петляла между старинными курганами, пологие округлости которых вздымались от края и до края степи, раскинувшейся в привычном ко всему равнодушии вечного покоя. Ветры, снега, дожди и тени вперемешку с земным прахом, зверями, странниками, змеями и птицами двигались по бесконечной шири или над ней, вроде бы как в бестолковости своей торопились неведомо куда – и только мудрые курганы из века в век пребывали в неподвижности, становясь от старости все суше, все слежалей и все загадочней.

– Молодой человек, вы заслонили нас от солнца!

– Извините, – Чудак посмотрел сверху вниз на двух девушек, лежавших на песке в ярких купальниках и с приклеенными к носам уголками блокнотных листиков. – Я полагал, что, наоборот, заслоняю солнце от вашего огня.

– Пышный комплимент, – засмеялись девушки, являвшиеся, очевидно, сбежавшими с лекций студентками. – Вы, судя по всему, долгое время жили при дворе какого-нибудь восточного правителя?

– Совершенно верно. Только не при дворе, а во дворе, и не правителя, а правления. Колхозного правления. Хотя при наличии некоторого воображения тут разница не столь уж велика.