Выстрелы в темноте

– Эти пятнадцать минут даются тебе на полные сборы, – интонационно подчеркнул слово «полные» господин Мантейфель. – Больше ты сюда никогда не вернешься.

Действие разворачивалось стремительно: спустя двадцать минут после этого разговора спортивный «ягуар», за рулем которого – по-прежнему безмолвно и отрешенно – сутулился Говорун, на бешеной скорости уносил Чудака и господина Мантейфеля вниз и вниз по асфальтовому серпантину горной дороги. Вопреки ожиданиям юноши путь оказался недолгим, и вскоре все трое, оставив машину у ворот оборудованного прямо в скале гаража, размашисто вышагивали на не успевших затечь ногах к приветливо посверкивающему стеклом и пластиком им навстречу жилому коттеджу.

– Нас ждет прощальный ужин?

– Пока ты не начал работать по-настоящему, можешь задать еще парочку дурацких вопросов, – на ходу обронил доктор философии. – Но потом… Впрочем, тебе об этом «потом» известно не хуже, чем мне или Говоруну.

– Но я ведь действительно пока еще…

– А пора бы и – уже!

Это были первые слова, произнесенные Говоруном с момента их знакомства, и Чудак внимательно (ишь ты, мол, какой шустряк), Чудак даже с некоторым удивлением посмотрел в невыразительные глаза своего нового непосредственного руководителя. А тот ничего не добавил более, тот, в свою очередь, неторопливо и даже как бы с некоторой ленцой перевел взгляд на стройную фигуру, похоже, молодой женщины, спускавшейся с легкой террасы навстречу приехавшим. Брючный костюм в обтяжку. Спортивные туфли с широкими носами. Ровный пробор в светлых, еле заметно, но все-таки уже теряющих прежнюю пышность волосах.

– Только честно – очень я изменилась за эти месяцы?

– Что вы, фрау Эмма! Просто я не ожидал вас увидеть здесь и потому удивился.

– Вам, Чудак, никогда не удавалась ложь. Ладно, оставим пустую болтовню. Так что там остальные мальчики?

– У них все прекрасно. Иногда со слезами умиления вспоминают вашу самую справедливую в мире плетку. И ваше последующее, ваше заменившее эту плетку «Веселее, мальчики!».

– А вот это уже не по-мужски!

– Что делать? Возможно…

– И вне программы!

– Какой еще программы?

– Программы, в соответствии с которой эта встреча обязательна, – негромко пояснил Чудаку доктор философии. – Рассчитана на врожденную сентиментальность выходцев из России. Так сказать, юный воспитанник и его… э…

– Вам бы нечто подобное тоже не помешало, господин бывший Чертяков, – злобно огрызнулась фрау Эмма, по-своему расценивая последнюю фразу наставника из колледжа. – Какое-нибудь тонизирующее купеческую душу свидание с чудом выжившей жертвой благородного белого воинства.

– Есть для меня корреспонденция? – невозмутимо прервал господин Мантейфель женщину, лицо и шею которой покрыли багровые пятна, – Письма? Бандероли? Телеграммы?

– Что-то было, – женщина продолжала клокотать. – Сейчас принесу, ваше степенство.

Чудак невольно, хотя и сдерживаясь, рассмеялся, услышав этот прямой намек на некое, как выяснилось, ба-зарно-торговое прошлое не упускавшего случая («Наследственность, господа, наследственность!») подчеркнуть свою благородную интеллигентность доктора философии. Между тем фрау Эмма доставила откуда-то из Недр коттеджа целый ворох газет, нераспечатанных конвертов и телеграмм, и господин Мантейфель занялся их изучением, деловито хмурясь и совершенно беззвучно шевеля узкими сухими губами.

– Проследуем в кабинет, – произнес он наконец с чувством выполненного долга. – Завтрак нам подадут прямо туда.

– Прямо куда? – вопросительно буркнул Говорун, словно бы с неохотой прерывая какие-то переполняющие его раздумья, и со значением откашлялся; – Хх-к-гмм!

И стены просторного кабинета, облицованные полированным орехом, и картины на них неведомых, но явно крупных мастеров кисти, и толстые афганские ковры, и громоздкие люстры, и горделивые оленьи рога, и затейливо инкрустированное охотничье оружие, и тигровые шкуры под ногами – все здесь говорило о незыблемом благополучии, пронизанном подлинной старинной роскошью. Только полудужьем опоясывающий мягкое вращающееся кресло письменный стол без единой бумажки на нем да высокий современный сейф в углу своим деловым предназначением резко и как бы по большому счету бессмысленно выбивались в этом помещении из общего тона.

– Жизнь постоянно торопит, – с наигранной бодростью потер друг о дружку узкие и сухие – в тон его губам – ладони господин Мантейфель. – Времени, оказывается, для дружеского застолья сегодня, увы, не осталось.

– А как же завтрак? – уточнила взявшая было себя в руки фрау Эмма. – Как же так можно? Завтрак здесь у нас является непременным пунктом, предваряющим…