Выстрел в спину

Во время очередного приступа веселья девушка пьяно качнулась. Саня подхватил ее, пододвинул стакан. Борис внезапно понял, увидел все, до самого конца, и хотел крикнуть: «Не пей!» – но лишь громко взвизгнул. Никто на это не обратил внимания, один Саня, скрипнув стулом, слегка повернулся. Борис зажмурился, для верности загородился локтем, переждав немного, сполз с койки и выбрался во двор. Было тепло, даже душно, но Бориса знобило, он вытащил из кармана маленькую желтую пачку «Дуката», закурил. Тут же, шумно топая и тихонько бормоча проклятья, выбралась на улицу и вся компания. Девушки и Сани среди них не было. Борис поежился, казалось, ни боли, ни злости он не чувствует. С рождения больной, наполненный до краев злостью, что для него еще один ржавый гвоздь, который вошел сегодня под ребро и застрял в сердце.

На улице затарахтел и тут же смолк мотор, по двору промелькнули тени, донесся спокойный мужской голос, и вновь стало тихо. Борис сидел на ступеньках, неподвижно, не отдавая себе отчета, почему не возвращается в полуподвал. Чего он не видел, кто на него внимание обратит? Лечь бы сейчас, вытянуться под солдатским одеялом. Но Борис сидел неподвижно, обняв себя за плечи.

Скрипнула дверь, и, толкнув Бориса сапогом, не по злобе, а так, на крыльцо вышел Саня.

– Ну, смех, – он сел рядом, – девкой оказалась. – Санька осмотрел свою руку. – Укусила, стерва. Они все сначала кусаются. – Его потянуло на философию. – Ты учти, парень, имей кулак и рубль, любая будет у ног ползать. – Саня оглядел съежившегося Бориса и добродушно добавил: – Ну а ежели с кулаком не родился, имей два рубля.

Он пошел со двора, посвистывая. Метнулись темные фигуры. Саню схватили, послышался короткий шум борьбы, глухой удар, и до Бориса донесся голос:

– Не надо, Кулаков. Мы из МУРа, а не из приюта для убогих.

Раздался вскрик, неясное бормотание, шаги, шум удаляющейся машины, и вновь во дворе тихо. В комнате мать, сидя на койке рядом с девушкой и обнимая ее за плечи, говорила:

– Дура ты дура, да ты баба и для этого на свет родилась. – Увидев сына, она оставила девушку, начала сливать из бутылок в стакан.

Борис подошел к девушке и хотел сказать, что она может оставаться на его койке, он ляжет на полу. Борис открыл уже рот, обращая на себя внимание, тронул девушку за плечо, сказать ничего не успел, от здоровой затрещины отлетел в угол.

– Ты еще! – У девушки перехватило дыхание. – Шелудивый! Тот хоть мужиком был!

Борис Ванин возненавидел женщин, до этого он ненавидел только мать. Еще он возненавидел милицию, не «Санек», в сапогах и с желтыми фиксами, а милицию, которая опоздала. Еще он запомнил разговор о кулаках и рублях. Кулаков Борису, как говорится, Бог не дал. Он начал копить рубли.

В девятнадцать его вызвали в райвоенкомат. Борис Ванин был мал ростом и хил, но врожденных пороков не имел, его признали годным, направили в часть. И тут ему повезло, может быть, впервые, но крупно. Старшина, который для новобранца значительно главнее генерала, чуть ли не двухметровый богатырь, проникся к «малышу» прямо отцовской нежностью. Ванин попал в мужскую здоровую семью, где к нему относились чуть покровительственно, но по-доброму. Он, естественно, не вырос, но окреп. Он мог в армии получить специальность, однако попросился работать на кухню. Ему пошли навстречу, кто же откажет такому маленькому? Здесь, в армии, Ванин начал воровать. Он не гнушался ничем, продавал в соседнем колхозе остатки недоеденных обедов, они шли на откорм свиней. Воровал сахар и масло и тоже продавал. Он вернулся в Москву окрепшим, с солидным капиталом, но только встретившись с Семеном Семеновичем, понял, что собирал копейки. Семен Семенович великолепно разбирался в людях, он пригрел Ванина, с годами сделал из него вора настоящего…

Прошло много лет, и сейчас Борис Ванин сидел в ресторане, любовался своим дорогим перстнем и, млея, слушал женский униженный шепот.

«Проси, проси, – Ванин медленно улыбался. – Просишь, а сама думаешь, чтоб ты сквозь землю провалился, мозгляк проклятый». Он ошибался, женщина думала значительно хуже.

Из Рязани сообщили, что деньги в сумме шесть тысяч новыми сторублевыми купюрами на сберкнижку на предъявителя положила молодая женщина. На следующий день, когда работала другая смена, женщина вклад сняла. Приметы женщины сообщили настолько обстоятельные, что стало ясно – Ирина Перова не подходит. Других женщин в поле зрения уголовного розыска не находилось. Казалось, работа по этой версии зашла в тупик. Жизнь в уголовном розыске – сплошные парадоксы. Уверен, что задача проста, а она оказывается неразрешимой, ты считаешь, что она неразрешима – задачка решается сама.

Ознакомившись в кабинете Турилина с телефонограммой, Гуров в первую очередь достал из кармана листочек, который положил туда полковник. «Вкладчик будет нам незнаком. Возможна женщина», – прочитал Лева и собирался выразить свое восхищение проницательным начальником. Турилин махнул на Леву рукой и сердито сказал:

– Ну-с? – Он снял очки, потер переносицу. – Как живет Евгений Шутин?