— Ну, разумеется, вы только на это и способны — убивать женщин! Софу вы убили из-за информации, а за что вы убили несчастную Любу? Да еще так грубо — проломили голову! И Зинаиду, упокой, Господи, ее непутевую душу, вы ее, понятное дело, вместо меня убили, но я-то чем вам помешала? Ведь к тому времени я еще не читала Софиного письма и ничего не знала. А за что задушили бедную медсестру? Уж она-то к вашим делам и близко не подходила!
Глебов только набрал воздуха, чтобы ответить Надежде что-то гневное, как вдруг в кабинет вбежал молодой человек с армейской выправкой, наклонился к Глебову и прошептал ему что-то на ухо. Олег Николаевич вскочил со стула, но дверь с грохотом распахнулась и в кабинет маленькими шажками ворвался совершенно карикатурный человечек: маленький, пузатый, на коротеньких толстых ножках, с маленькими пухлыми ручками. Лицо его при всей карикатурности, было выразительно, незабываемо и нагоняло необъяснимый страх: рот с узкими бледными губами, крючковатый нос, наподобие совиного клюва и маленькие злые глаза, то полностью закрытые тяжелыми темными веками, то вдруг резко раскрывающиеся и уставляющиеся на собеседника, как бы фотографируя его. В памяти у Надежды при виде этого создания всплыли слова: «Кровавый Карла».
— Не вставай, не вставай, Олег Николаич! — ласковым голоском пропел карлик Глебову. — Я ненадолго, не помешаю. Работаешь?
— Да, Николай Иванович, — ответил Глебов, неожиданно осипшим голосом, — вот, с источником работаю…
— Это хорошо, Николаич… Работать полезно, от работы аппетит улучшается. Ты вот только смотри, чтобы у тебя профзаболеваемость не нарушалась… А то что-то люди у тебя умирают ни с того ни с сего. Работал человек, работал — ни разу на сердце не жаловался, кардиограмма — как у космонавта, давление — как у святого херувима, и вдруг — бах — сердечный приступ со смертельным исходом! Так-таки и сразу! А у источника твоего, — карлик перевел глаза на Надежду, «сфотографировал» ее и снова прикрыл глаза веками, так что, казалось, сейчас раздастся «Поднимите мне веки, не вижу!», — а у источника твоего сердце как, в порядке? Вы, дама, давно кардиограмму делали?
Надежда почувствовала, что сейчас именно такой момент, когда нужно на что-то решиться.
— А мы с Олегом Николаевичем уже вроде бы все обсудили, я как раз собиралась с ним попрощаться, да только дорогу к выходу забыла, а беспокоить его неудобно…
— Да? Ах, вот как? Действительно неудобно. Он у нас человек очень занятой, особенно в последнее время. Только я, Олег Николаич, — карлик снова перевел взгляд на Глебова, — что-то я плохо понимаю, чем ты сейчас занят. А я этого не люблю. Я человек понятливый, и если чего не понимаю, — значит, мне плохо объяснили. Ну, — он повернулся к Надежде и снова ее «сфотографировал», — пойдемте, дама, я вам выход покажу. Попрощайтесь с Глебовым.
Надежда сделала Глебову ручкой, чуть ли не присела в реверансе и выскочила вслед за страшным карликом в коридор. Карлик, несмотря на коротенькие ножки, двигался очень быстро, Надежда еле за ним поспевала. Проводив ее до проходной, карлик распорядился, чтобы ее пропустили и напутствовал словами:
— Сердце берегите!
Надежда выскочила на улицу как ошпаренная, не стала искать остановку городского транспорта, а решила по поводу таких жутких переживаний потратиться на такси. Уже подъезжая к дому, она со злостью вспомнила, что из-за этого подлеца Глебова так и не купила ничего на обед.
Однако муж пришел усталый и расстроенный, что-то там у него не получалось на работе, поэтому он поел без всякого аппетита грибного супа и гречневой каши — палочки-выручалочки всех хозяек еще с советских времен, когда до получки еще два дня, а деньги уже кончились; потом уткнулся в газету и молчал весь вечер, не мешая Надежде думать о своем.
Надежда не спала ночь, перебирая в памяти свой разговор с Глебовым, появление зловещего карлика, очевидно, высокого глебовского начальника, который, судя по всему, спас ей жизнь.
Однако успокаиваться рано, Глебов человек злопамятный, еще может устроить ей несчастный случай или какой-нибудь инсульт-инфаркт, как Софе. Она говорила с Глебовым в открытую, уж очень он ее разозлил, но ничего не добилась, ничего нового не узнала ни про Элю, ни про убийства. Судя по недоумению в глазах Глебова, он про убийства ее знакомых женщин вообще ничего не знал, теперь-то в спокойной обстановке Надежда это поняла. Стало быть, для него вся эта история вовсе не связана с роддомом.
Софа много лет работала у него в конторе, это факт. Софа знала что-то про Элю. Глебов тоже несомненно знал что-то про Элю. Софа — Эля.., и больше никакой связи. Эля умерла, значит надо идти к ее дочери Светлане, вызвать ее на откровенный разговор и попытаться что-либо выяснить. Эта спасительная мысль пришла Надежде в голову уже под утро.
Лана лежала в темноте без сна и вспоминала всю свою жизнь, вернее не всю, а годы одиночества, последовавшие за маминой смертью.