Выстрел купидона

Потом Зоя Платоновна дозвонилась и до второй половины сменщиков, до тех, кто занимал до обмена большую комнату. Они тоже не смогли припомнить ни Веру, ни ее мужа.

— Значит, неживая, — уверенно, даже с каким-то облегчением сказала бабушка Люба. — Иначе бы весточку подала. Ну как можно родной сестре весточку не подать?.. Я уж и на телевидение, в передачу «Ищу тебя» записалась. Да там, поди, у них очередища — жуть!

— Хорошо, — сказала Зоя Платоновна, которая не любила оставлять дела недоделанными. — Пошли в домоуправление.

В домоуправлении, хоть там Зою Платоновну знали, добыть какие-нибудь сведения оказалось нелегко. Старые домовые книги уже ушли в архив, а в тех, что велись с шестидесятых годов, никаких следов Спесивцевых не было.

Бабушка Люба робела в домоуправлении перед накрашенными девочками, дергала Зою за рукав и говорила: «Ну пошли, что ли? Бог дал, Бог взял, понятное дело».

— Давайте думать, — сказала Зоя Платоновна учительским голосом юной паспортистке Шурочке. — Бесследно человек исчезнуть не мог. Прежде чем поднимать дела в архиве, поглядим, нет ли другого пути, более простого.

— Угу, — сказала Шурочка, разворачивая бутерброд. — Я тут сама новенькая… А вдруг их… того? — замерла она вдруг, не донеся бутерброда до рта. — Тогда ведь еще Сталин жил. Я думаю, пропасть тогда было легко. Раз, два — и вы пропали.

— А ты не думай, если дура, — не выдержала бабушка Люба. — Я и без тебя уж думала про это. Но тогда бы и меня за компанию сгребли. Хотя бы на допрос какой свозили. А так — и я, и прочая родня спокойно проживали — без твоих гулагов…

— К тете Соне сходите, — сказала другая паспортистка. — Если она не знает, никто не знает. Сколько лет прошло, можно сказать, два поколения.

Тетя Соня, которая проработала в домоуправлении всю жизнь, нашлась на лавочке у третьего подъезда. Делать тете Соне было нечего, а память у нее была уникальная, если бы не жизненные обстоятельства, быть бы ей математическим академиком.

Зоя Платоновна подсела к ней, знаком велела сделать то же бабе Любе и тут же напустила приезжую бабушку на местную. Сама только слушала. Со стороны, наверное, выглядело это идиллически: две бабушки и женщина средних лет сидят на лавочке, поглядывают на детишек, которые резвятся неподалеку. В самом же деле шло расследование давнишней тайны — исчезновения семьи Спесивцевых, в первую очередь гражданки Спесивцевой (предположительно, в пятидесятые годы).

И, разумеется, тетя Соня все вспомнила.

— Знаю, — сказала она. — Уехали.

— Вы уверены в этом? — спросила Зоя Платоновна.

— Как в твоем, Зоя, существовании, — сказала тетя Соня. — Мне надо только глаза закрыть, как книжку перелистать, и я вижу картинку.

— Ну и как? — спросила баба Люба. — Как тебе моя сестра?

— Сейчас-то она, наверное, женщина пожилая, — сказала Соня. — Преклонных лет. А тогда была видная баба.

— Настоящая красавица, — сказала бабушка Люба. — Я на нее совсем не похожа.

— Нет, ты непохожая, — согласилась тетя Соня. — Ты мелкая будешь и смуглая кожей. Нет, совсем непохожая. Та лучше была.

— Значит, уехали? — спросила Зоя Платоновна. — Но куда, когда?..

— Знаю! Как же не знать. Он ко мне с паспортами пришел. Я как раз закрываться хотела, домой спешила, осенью это было, дай бог памяти, думаю, что в сорок восьмом. Как раз реформа где-то рядом была. Вот, говорит, уезжаем на юг, в теплые края, надо, говорит, для моей Верочки теплый воздух, а то у нее легкие слабые. Как сейчас помню — странно это было.

— Что странно? — спросила Зоя Платоновна.

— Я бы и не запомнила. Даже с моей памятью. Мало ли кто уезжает и приезжает — у нас десять домов, а сейчас и еще больше. И прожили они не то чтобы долго. Года два-три, не больше. Я ее замечала за красоту, а его и не замечала, а когда с паспортами пришел выписываться, я вгляделась, потому что странно мне стало, чего такой колобок такую кралю охмурил.

— Вот я ей и говорила, — вставила бабушка Люба, — чего ты в нем нашла? А она мне: убежала бы, да не пускает. Он меня живой не выпустит.

— А впечатления не производил, — ответила тетя Соня. — Впечатление производил мирное, бухгалтерское, у нас такой бухгалтер раньше был, Иван Иванович, не помнишь, Зоя? Да нет, куда тебе — ты у нас только шестой год живешь. Но я тогда к нему пригляделась — думаю, вот бывает любовь, воистину, что козла полюбишь. И вроде он не так чтобы богатый или жулик. Не производил впечатления.

— Нет, не производил, — сказала бабушка Люба. — Но по сравнению с нашей жизнью очень даже не бедный. Я когда рассказывала, некоторые Верке очень завидовали.

— Я бы не завидовала…

— Так что же вам странным показалось? — спросила снова Зоя Платоновна.

— Еще бы не странное — кто же из Москвы добровольно в сорок восьмом уезжал — квартиру отдавал, все бросал и уезжал?

— Так он не поменялся?

— Нет, сказал мне, что уезжает климат искать для своей супруги. Там, говорит, найдет, что купить. Дачу, говорит, продал. Дача у него была, понимаешь? Под Москвой. Продал он ее, а квартиру просто отдал. Выписался и пошел куда глаза глядят.

— А ее вы не видали? — спросила Зоя Платоновна.