Валерий Сергеевич ввалился под вечер. Веселый, довольный, с красными, обветренными щеками. На поясе, как у завзятого охотника, болтались утиные тушки и фляжка с крепким коньяком.
— Где тебя черти носили? — с порога накинулся на него Иона.
Карлсон подошел к камину, протянул к огню озябшие руки.
— А вертел где?
— Какой, к дьяволу, вертел?
— А там Семен на кухню кабанчика потащил. Сейчас его на вертел да над огнем подержать... — Карлсон сглотнул слюнку.
— Тебе бы только лопать, — зловеще протянул Иона. — У нас кто не работает, тот не ест.
— Я работал! — широко улыбнулся Карлсон. — Я сам пропитание добыл. — И посерьезнел, почуяв неладное: — Что случилось?
— Маша! — вместо ответа позвал Иона.
Маша вошла в комнату, и Валерий тоненько присвистнул.
— Так-так-так... Что это с Марией Николаевной? По-моему, осталось пол-Марии...
— Тебе все шуточки, — мрачно заметил Иона.
С удивительной для своей комплекции быстротой Валерий подскочил к Маше, быстро пощупал пульс, заглянул в глаза и зачастил, засыпал целым градом вопросов:
— Как аппетит? А головокружения? Часто тошнит? Изменился вкус? Грудь болит? Сколько спишь?
Он часто кивал, искоса поглядывая на Иону.
— Врач сказала: акклиматизация... — заметил тот.
— Тебе еще не то скажут! — фыркнул Карлсон и взял Машу под руку. — Где я могу вас осмотреть?
— Как? — растерялась Маша.
— Ну... — Он повертел головой. — По-женски...
— Ты думаешь, это гинекология? — тихо спросил его Иона. — Но она же всего месяц как...
— Вот именно, — кивнул Валерий Сергеевич. — А ты небось дорвался на радостях...
Иона покраснел:
— А может, тропические паразиты? Я слышал, от укуса внутри может всякая гадость завестись...
— Может и завестись... — загадочно отозвался Карлсон. — Нам в спальне удобно будет?
Маша залилась краской и посмотрела на Иону.
— Я с тобой.
Но Карлсон, как колобок, загородил ему проход:
— Выйди.
— Ты что, мою жену без меня осматривать будешь? — вспылил Иона.
Но маленький Карлсон твердо встретил его взгляд и строго сказал:
— Я врач. Выйди. Не мешай.
ОБЫКНОВЕННОЕ ЧУДО
— Что вы сказали? — растерянно переспросила Маша. — Что у нас будет?
— Ребенок, — в десятый раз устало повторил Валерий Сергеевич. — Ну, беби, кулек такой... А-а-а... — Он покачал на руках невидимый сверток.
Иона ошалело переводил взгляд с него на Машу и обратно.
— Это точно?
— Точнее некуда. Семь недель.
— А чем она больна? — с новой энергией набросился на него Иона. — Вдруг это повлияет на беременность?
— Да ничем не больна, — пожал плечами Карлсон. — Нормальный токсикоз. Скоро пройдет.
— Но она же не ест ничего! У нее сил совсем нет!
— А есть надо только то, что хочется, — философски заметил Карлсон. — Вы проводите меня на кухню, Мария Николаевна? Я вам сейчас диету пропишу.
Он по-хозяйски обшарил полки и шкафчики, нашел банку Машиного варенья и с удовольствием устроился на высоком табурете, болтая короткими ножками.
— Ложечку подайте, будьте добры...
— Ты хотел диету... — прошипел Иона.
— М-м? — Карлсон отправил в рот полную ложку варенья и повернулся к поварихе: — Васильевна, у вас в кладовке соленья, маринады есть?
— А то как же! — гордо отозвалась та.
— А рыбка копченая? А грибочки? — Он удовлетворенно кивнул и велел Маше: — Идите, голубушка, сами. И берите что душа пожелает. — Врач проводил Машу взглядом и вздохнул: — А кабанчика придется спрятать до лучших времен... Изверги вы! Бабу от мяса тошнит, а вы пичкаете, пичкаете... Придется тебе, Иона, становиться вегетарианцем.
— Подожди. — Иона так был озабочен Машиным здоровьем, что не сразу ухватил суть поставленного диагноза. — Ты сказал...
— Нет, это ты подожди, — ухмыляясь, перебил его Валерий. — Месяцев восемь... Нет, семь с половиной...
Иона подскочил к нему, обхватил ручищами, оторвал от стула толстенькое круглое тельце и закружил по кухне.
— Осто... рожно... — сдавленно выдохнул Карлсон. — Ребра сломаешь...
Маша спустилась по узкой лестнице в погреб-кладовку. Здесь висели громадные копченые окорока, стояли бочки и бочонки, целая батарея банок и бутылок выстроилась на полках. Словно кто-то готовился к длительной осаде.
На окорока Маша старалась не смотреть. Зажав нос, она прошла подальше, наугад, в самый дальний угол. Мимо мороженых раков, креветок, лобстеров, мимо клубники и ананасов прямиком к неприметной бочке, придавленной деревянным гнетом. С трудом сдвинула гнет и запустила руку в глубину.
Капустка... Как раз такая, как ей хотелось! Хрустящая, остро пахнущая кислым рассолом... Ну, теперь ее за уши не оттащишь! А полученное только что известие никак не укладывалось в голове. У нее будет ребенок? Это он, совсем крошечный, уже диктует ей свои условия, придирчиво выбирая, что ей есть, сколько спать? Это ему противно нюхать запахи табака и бензина, выхлопных газов на московских улицах и библиотечную пыль?
Валерий Сергеевич сказал, что ему уже семь недель... Маша задумчиво загибала пальцы. Семь... Как раз попадает на день их свадьбы... Вернее, на ночь... Как там у Пушкина? «С первой ночи понесла...» Разве так бывает?