Он аккуратно, сопя от волнения, натянул Маше на ногу одну туфельку, потом другую и отошел в сторонку, взявшись за край пышной фаты, которую девушки поднесли к Маше и укрепили на ее голове такими же жемчужными заколками, какие были в косах. Митрофановна с удовлетворением оглядела Машу с ног до головы.
— Ну, смотри теперь. Какова?
...Нет, это не она отражается в глубине большого зеркала. Она не может быть такой красавицей...
Тонкий шелковый сарафан весь покрыт белоснежным узором плотного ручного кружева, а руки и грудь закрывает тончайшее плетение атласных нитей, усыпанное крохотными жемчужинками. Широкий рукав сужается у локтя, плотно обхватывая руку. Сплетенные хитрым узором косы обхватывают голову, точно золотая корона, которую сверху покрывает кипенно-белая фата. Она спадает с плеч широкими волнами до самых носочков атласных башмачков и тянется дальше пышным шлейфом, который на вытянутых дрожащих руках держит серьезный мальчик-паж. Это царевна Лебедь из пушкинской сказки... «Месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит...»
Сейчас Маша шевельнет рукой, повернет голову — и исчезнет эта незнакомая девушка-невеста, словно призрак, привидевшийся в матовой глубине зеркал...
ПТИЦА-ТРОЙКА
Иона в парадном черном костюме с белой хризантемой в кармашке нетерпеливо вертел головой, пока Костя с Серегой запихивали ему в башмак золотую монету и пытались пригладить опять вставший дыбом вихор.
Оба дружки были крест-накрест перепоясаны длинными вышитыми полотенцами. Они мешали, то и дело соскальзывали с плеча...
— Ну, выдумщик! Сам от счастья совсем сбрендил, а мы-то за что страдаем?
Вчерашняя гулянка требовала немедленного опохмела. У Кости с Серегой во рту было сухо и шершаво, а этот жених все тянул с поднесением положенной чарки.
— Готово, — заглянула к ним Прасковья Митрофановна. — Садись на квашню, милок. А ты благословляй, дружок.
Иона сел на накрытую новой шубой квашню с подходящим, пыхтящим внутри тестом. А Митрофановна внесла в комнату икону Космы и Дамиана, и под ее строгим взглядом Костя неловко перекрестился и послушно произнес:
Иона встал, приложился к иконе святых — покровителей молодоженов, и они пошли вслед за Митрофановной на «невестину половину».
Крепкие деревенские тетки преградили им путь:
— Кто такие?
— Купцы, торгующие красным товаром, — зачастил Серега. — Заблудились, пустите ночевать.
— А задаром дверь не откроется, за просто так девка головы не повернет! — выдвинулась вперед бойкая тетушка. — Выкуп давай!
Дружки принялись одаривать теток деньгами и платками.
— Мало! — хихикали те. — Дешево ценишь! На такую красу пощедрее охотники найдутся!
Костя с Серегой вошли в роль и отчаянно торговались, делая вид, что поворачивают назад.
— Так мы нашего жениха уведем. Пусть холостым еще погуляет.
Маша слушала из-за закрытой двери громкие шутливые пререкания и не верила, что все это действительно происходит с ней. И даже по-настоящему испугалась, что Иона и вправду повернет назад, не допущенный к ней ее требовательными стражами.
— Хватит! — вдруг крикнула она. — Пустите его!
Женщины расступились, дверь распахнулась... И Иона чуть не ослеп от белого сияния.
Солнечный свет пронизывал легкое облако фаты, зажигал мерцающие искорки в россыпи жемчужин, ласково скользил по тяжелому золоту волос... И там, внутри этого белоснежного свечения, угадывалось бледное взволнованное лицо с огромными карими глазами...
Иона замер, не решаясь шагнуть к ней, не веря, что это и есть она, его невеста, его Маша... Неужели его она ждет и он тот, кто поведет к алтарю это неземное волшебное создание? Даже Костя с Серегой затаили дыхание, не в силах оторвать глаз от Иониной невесты. Потом Костя восхищенно повертел головой и изрек:
— Понял... Я пас...
— Настоящая русская красавица, — поддержал его Серега.
Маша протянула руку, и Иона осторожно взял ее дрожащую ладошку, провел по широкому коридору мимо выстроившихся вдоль стен гостей, и они вошли в высокий зал с огромными, до самого потолка, окнами, где их с иконами в руках поджидали родители. Прасковья Митрофановна подвела молодых под благословение, шепотом подсказывая каждой из матерей полагающиеся слова. А у тех горло перехватывало от волнения, они бормотали и путались, пока наконец не сказали синхронно, не сговариваясь:
— Будьте счастливы, дети...
Тетушки в сарафанах опять затянули красивую протяжную песню, под нее соединенные руки Маши и Ионы обвили полотенцем, крепко связали концы и троекратно обвели их вокруг стола. Этот старинный ритуал назывался «своды» — он должен был скрепить новоявленный союз, прежде чем молодые принесут церковные обеты.