Высший пилотаж

Наступали сумерки, и не московский дворик, казалось, приютил их, а тот волшебный зеленый сад из неторопливой сказки, сдобренной крепленым вином. И слушали все это повествование, как малые дети, не перебивая и непочтительного словца не вставляя…

— Вдруг находит на небо туча черная, встает гроза страшная. «Пойдем, доченька, домой», — говорит матушка. Только пришли во дворец, как грянул гром, раздвоился потолок, и влетел к ним в горницу ясен сокол. Ударился сокол об пол, оборотился добрым молодцем Иваном-царевичем и говорит: «Здравствуй, царица-матушка! Прежде я ходил гостем, а теперь пришел сватом; хочу у тебя дочь твою Марью Моревну посватать». Отвечает ему царица: «Коли люб ты Марьюшке — я ее не унимаю: пусть с Богом идет!» Марья Моревна согласилась. Только собрались они честным пирком да за свадебку, да тут…

…Да тут подошел к концу рабочий день в районной библиотеке.

Решительным шагом вышла из дверей Вера Петровна — и старушек с лавочки словно ветром сдуло: теперь слишком много пустой винной посуды стояло кругом, чтобы удалось избежать сурового осуждения грозной директрисы, неподвластной всеобщим человеческим слабостям и природным инстинктам.

Следом вышла Сашенька, сопровождаемая внушительным караулом из нескольких юнцов, впрочем, все они выглядели изрядно напуганными. Видно, девчонка в красках расписала им кровожадного маньяка.

Александра заметила Соколова, и вся компания резво пустилась наутек, причем кавалеры обогнали даму сердца, вовсе не склонные рисковать из-за нее собственными жизнями.

Потом, осторожно ступая, вышла Лариса. Она тихонечко напевала колыбельную, а Илюшенька сладко спал в своем ярком рюкзачке.

Наконец, по обыкновению последней, появилась Мария.

И сразу же для Иоанна сумерки превратились в яркий солнечный полдень. Машина коса опять была аккуратно уложена на затылке и заколота шпильками, но это уже не имело значения.

Не жаль было, что на самом драматичном месте оборвалась бабкина сказка: сама жизнь превратилась в счастливое волшебство.

— Ждешь? — удивилась и даже, кажется, слегка напугалась Маша. — У тебя какое-то дело ко мне?

— Неотложное.

— Слушаю.

Он протянул ей сундучок:

— Вот.

— Что «вот»? — настороженно спросила Маша.

— Это тебе.

Она осторожно, будто боясь обжечься, открыла. С тех пор как ее унизили однокурсники, вообще боялась получать подарки. Подсознательно ожидала подвоха.

Но тут подвоха не было. Внутри лежали шахматные фигуры — каждая в своем отдельном гнездышке.

Солнце уже закатилось, и при сумрачном вечернем освещении не разглядеть было янтарного свечения — фигуры выглядели обыкновенными, пластмассовыми.

— Спасибо большое. У моего отца были точно такие…

Совпадение удивило и обрадовало Иоанна:

— Неужели тоже янтарные?

Она не поняла:

— То есть как «янтарные»?

— Как? Обыкновенно.

— Ты хочешь сказать — это все вырезано из камня?!

Маша вспомнила, как покупала маме к Восьмому марта брошку из янтаря в виде веточки с желтыми листьями. Это было, по ее деньгам, довольно дорого.

— Конечно, из камня! — с воодушевлением воскликнул Иоанн. — Ты попробуй на ощупь — они кажутся теплыми. Сейчас выйдем на улицу, там посветлее, сама увидишь!

Маша закусила губу:

— Ты извини, я не могу это принять. Такой подарок… Нет, никак не могу.

— Но почему? Сама же говорила — у тебя все фигуры растеряны. А доска осталась. Что ж ей теперь, пропадать?

— Она у меня вместо стола. Ей нашлось применение. Ну, мне пора. Спасибо тебе. Не обижайся.

Иоанн побрел за ней, растерянный и огорченный:

— Маш! Мария… Машенька… Можно хоть немножко проводить-то?

Она улыбнулась:

— Ты ведь и так провожаешь.

— Я не пойму ничего, прости уж меня, бестолкового! Тебе что, не понравилось!

— Ой, Иван, что ты как маленький! Понравилось. Очень даже понравилось.

— Тогда в чем дело?

Маша вздохнула:

— Это слишком дорого. Я не могу. Зря ты тратился.

Соколова неприятно резануло это словечко: «тратился». Он давно забыл те времена, когда надо было рассчитывать, что можешь позволить себе купить, что — нет. Да и не касались его эти проблемы. Когда он был мальчишкой, семейным бюджетом распоряжалась мать, а когда он выпорхнул из-под отчего крова, удача сразу же выбрала его своим любимчиком — и материальных затруднений он не знал.

«Наверное, я все же чем-то обидел ее, — напряженно соображал Соколов. — Чем же? Ах ты, черт побери, и дурак же я! Ведь забыл про цветы! Как можно было явиться к женщине без букета! Вот олух, вот невежа!»

Они вышли из арки на улицу. Мария и не взглянула на припаркованный у обочины «мерседес». Ей даже в голову не пришло, что у кого-то из ее знакомых может быть такая машина.

Она воспринимала эти сверкающие автомобили как нечто игрушечное, вроде картинки с рекламного плаката или реквизита из заграничного фильма, как будто на них и ездить было нельзя.

Иоанн хотел предложить подвезти ее, спросил виновато, стыдясь своей мужской нечуткости:

— Ты далеко живешь?

— Да нет, рукой подать, — ответила Маша, не замедляя шага.