Высоцкий. Спасибо, что живой.

—    Не ходи. Татьяну я отправлю потом. Будь взрослее. Они же провоцируют тебя. Не надо. Наоборот, покажи, что тебе все равно. Что они ей сделают за паспорт? Чем меньше ты реагируешь, тем лучше. Этот человек — он очень на многое способен. Это очень непорядочный человек. Он умеет давить на самое больное.

—Ты что-то знаешь, Леня?

—    Да, знаю. Я знаю, что им нужен ты. Не я, не Татьяна — а ты. И поэтому не ходи. Всем будет лучше, если ты просто уедешь. Хочешь, я пойду к нему?

—    Не хочу. Я сейчас. Как его зовут?

—    Виктор Михалыч.

Володя отстранил Фридмана, но тот схватил его за руку.

—    Он будет говорить тебе про меня. Это правда, прости.

Володя взял Леню за плечи. Леня поднял голову и посмотрел Володе в глаза.

—    Леня! Что бы он ни сказал—ты мой товарищ. Был и будешь. Не трясись.

Высоцкий направился к Михалычу.

—    Я с тобой. — Фридман устремился за ним.

Володя, подойдя, слегка замялся — подавать или не подавать руку?

—    Виктор Михалыч? Здравствуйте. По-моему, я вас где-то видел.

—    Я вас тоже. Здравствуйте. Давайте зайдем, а то мы как на сцене.

Действительно, вся очередь на регистрацию смотрела на них. Михалыч открыл дверь и пропустил Высоцкого вперед, затем повернулся к Фридману.

—    А ты куда? До тебя еще дойдет очередь. Стой здесь. Не пускай никого.

—    Я вам не швейцар!

—    Ты не швейцар. Ты — сексот. Делай, что тебе говорят, — отрезал он.

Фридман опустил голову.

—    Хорошо, я постою.

Но как только дверь за Михалычем закрылась, Фридман рысью помчался к выходу на площадь.

Володя ожидал Виктора Михайловича в зале с роскошными креслами, полированным столом с двенадцатью стульями, с цветным телевизором, небольшой барной стойкой. За широкими окнами открывался вид на летное поле.

—    Это что же, пыточная тут у вас?

—    Нет, это депутатский зал. Располагайтесь. Времени мало, давайте сразу к делу.

Михалыч удобно устроился в мягком кресле.

—    Отдайте, — сказал Володя.

—    Что? — Михалыч удивленно вскинул брови.

—    Да то, что взяли.

—    Вот это? — Михалыч вытащил из кармана паспорт, положил его на стол. — Или вот это? — Он достал ампулу и аккуратно поставил ее рядом.

Володя помрачнел и присел на край кресла.

—    Паспорт.

Михалыч раскрыл паспорт Татьяны.

—    Ивлева Татьяна Петровна подозревается в совершении действий, предусмотренных статьями 221 и 223 УК Узбекской ССР—незаконное приобретение, хранение и транспортировка наркотических средств, дала объяснение и подписку о невыезде.

Он извлек из портфеля бумаги с подписями Татьяны.

—    Это — лекарство... Оно принадлежит мне.

—    И это?

Михалыч достал коробку «ZЕВО-ZЕВО», открыл ее и вытащил упаковки с ампулами.

—    Тридцать семь ампул, а было сорок. Начали, стало быть, лечение?

—    Вы как разговариваете?!

—    А как бы вы хотели?

—    Да-да, мне же говорили — посадят, покажут ампулу, и все подпишешь. Что-то подписать?

—    Нет.

—    А зачем тогда?

—    Нарушен закон. Совершено преступление.

Михалычу нравилось, как держится Высоцкий.

Никакого высокомерия, истерики... Он ничего не изображал и даже не пытался скрывать, насколько тяжелый удар получил, но все-таки его следовало дожать... для его же пользы. «Какой-никакой, но все-таки выход. И для Высоцкого, и для Ивлевой».

—    Это мое. Пиши! Это все мое, — прервал паузу Высоцкий.

—    Понимаю. Хотите взять на себя. Благородно. Надеетесь, что вас не тронут? Может быть. Только ей вряд ли поможете. Пойдет по тем же статьям как соучастница. А деяния станут групповыми. Срок больше.

—    Испугал! — Высоцкий вдруг перешел на «ты». — Дальше-то что? Не просто же так ты со мной разговариваешь. Что делать предлагаешь?

Михалыч выдержал паузу и, стараясь быть предельно корректным, мягко и тихо стал объяснять:

—    Езжайте в Москву. С вами сразу же свяжутся. — Он намеренно делал паузы, чтобы его слова отчетливей доходили до собеседника. — Наверное, будут выдвинуты какие-то предложения. Если вы их примете, я думаю, дня через три Татьяна Петровна будет в Москве. — Он откинулся на спинку кресла, давая возможность обдумать сказанное. — Пока арестовывать ее не станем. Фридман устроит ее в ту же гостиницу. Даже допрашивать не буду. Обещаю, слово офицера. До ваших московских решений.

—    Да каких решений?

—    Этого я не знаю.

—    Прошу тебя...

—    Все в ваших руках, — оборвал Михалыч. — Договаривайтесь в Москве.

Володя немного посидел в раздумье, потом молча встал и направился к двери. Но вдруг обернулся и заговорил очень спокойно и рассудительно: