Высокие устремления

Первому Креф смахнул голову клинком, второму проломил череп «яблоком», отмахнувшись походя. Только хрустнуло.

Мертвецы свалились на вытоптанную траву, засыпанную щепками практически одновременно.

Нюнкин, вытирая копье о куртку заколотого им лысого бородача со шрамом через лоб, прицокнул языком, что-то проговорил уважительное.

— Чего это он? — подозрительно уточнил Изморозь у Корбея. Местный так от него и не отлипал весь бой — похоже, что имел указание подстраховать. Ну или просто, по своему желанию.

— Говорит, что унакам с Круглого, в головы пьяным тюленем насрано, раз хотели с такими честно драться. Это не человек, это пал нивхгу в человечьем виду. Пал нивгху, это горный дух. А Круглый — это остров такой, от нас с дюжину лиг будет…

Подошел Керф, вытер тряпочкой клинок, протер забрызганную рукоять…

— А хорошо вышло! И кстати, господа местные, кто такой этот Кастор, которым меня так упоенно те покойнички пугали?

* злой дух

Про унака, шамана ненастоящих и глупого уньршк

Островов, где унаки живут много! Дюжина дюжин и еще немного. Разные те острова. Одни большие, другие маленькие. На одних только кусты растут, на других — сосны облака царапают. Где-то горы, где-то ровное все, как океан в безветрие…

На одном острове ненастоящие поселились. Приплыли летом на большой байдаре, под красным парусом. Забор поставили, дома поставили. Жить стали.

Унаки к ненастоящим пришли. «Уходите!» сказали. Ненастоящие на унаков посмотрели. Много слов сказали. Унаки не поняли, но за копья взялись. И ненастоящие за копья. Долго дрались! Много хороших людей умерло. И настоящих, и тех, что из бырнабааев вылепленные. Но хорошо подрались.

Унаки смотрят, и понять не могут — и не победили, и не проиграли. А байдара под красным парусом снова приплыла. Еще ненастоящих привезла. Подумали унаки — надо байдару топить — а то столько привезет, что остров от тяжести утонет!

Сели в три байдары, поплыли топить.

Только ненастоящие отбились. Многих унаков сами потопили.

Вернулись унаки, сидят, думают. Драться — плохо получается. Не победить никак! Одного убьешь — двоих привезут. Дружить надо!

Пришли к ненастощим дружить. Лису принесли, соболя, сивуча… Оленей пригнали. Ненастоящие в свою деревню не пустили, у стен менялись. Ножи унакам подарили, котлы. Молоком бешеной козы угостили. Страшное то молоко! Вечером вкусно и весело, утром плохо. И в рот будто калан нагадил.

Поменялись и ушли дальше жить. Потом снова пришли меняться. Хорошо менялись! Ненастоящие — хорошие мастера. И полезного у них много, чего унаки делать не умели.

Раз пришли, а у ненастоящих новый появился. Высокий, худой, будто больной. Батька Дийга Руис зовут. В платье ходит, волосы состриг. Оказалось — шаман ненастоящих.

Унаки боялись сперва — у них хорошего шамана не было — старого милки в Авдах увели, в горящий камень сбросили, молодой еще не умеет ничего. Но Батька Руис хороший оказался. Маленьких лечил, взамен ничего не брал. Языку ненастоящих учил, подарки ученикам дарил. Хороший шаман, добрый!

Один унак смотрел на Батьку, решил — такой же стать хочу! Кухлянку в черное выкрасил, ожерелье из клювов топорков на шею повесил — глянь издалека, Батька! Из дерева бога ненастоящих вырезал, начал ему губы салом мазать. Бог помогать стал — то найдет что хорошее, то не потеряет. Хороший у ненастоящих бог — сильный!

Тот унак решил тонких грибов съесть, с богом Батьки поговорить. Вдруг что не так делает? Сразу спросить надо!

Съел. К нему уньршк ненастоящих пришел. Шерсть черная, лохматая, как у медведя. Копыта как у оленя, рога как у косули. И говорит: «Пока Батька живой — не будет с тобой бог ненастоящих говорить! Убей его, голову отрежь, закопти. Придет бог, говорить будет! Много подарков подарит!»

Унак ему в рожу плюнул. Уньршк от боли зарычал, на унака кинулся. И тут молния как ударила! Только искры полетели. С неба Ворон Кутх прилетел, крыльями пепел развеял. От уньршка и следа не осталось.

Так унаки поняли, что Батьку и его бог любит, и Кутх.

Милки — общее название злых духов

Уньршк — злой дух-людоед

Глава 20 Птичья ночь

Рыжий проснулся в поту. Открыл глаза. В доме было темно — и ночь на дворе, и дверь прикрыта. Рядом, под тяжелым одеялом из тюленьей шкуры, тихонько посапывала Куська, подложив ладошку под щеку. От девушки шел жар, как от печки — в общем, как и всегда. Удивительно даже, сколько его в ней помещалось! Северное колдовство, не иначе!

Арбалетчик неловко выбрался из-под одеяла — не хотелось будить. И так засыпала плохо, ворочалась, сучила ногами, словно убегая от кого-то во сне. Пришлось прижимать к себе, долго гладить, успокаивающе шепча всякую чепуху.