Высокие башни

— Тебе придется нелегко.

— Почему? — потребовала ответа девушка. — Неужели вы сомневаетесь, чью сторону я приму?

Барон покачал головой.

— Сейчас я в этом не сомневаюсь, но брак может разрушить прежнюю верность. Когда сливаются воедино разные интересы… Ну, тебе предстоит столкнуться с проблемой позже…

Установилась настоящая зима, и барон позировал для портрета, который писал молодой священник из Квебека. Во время работы юноша весело посвистывал. Он изображал на холсте человека с округлым лицом, весьма довольного жизнью. Баронесса стала совсем хрупкой, и у нее обострилось лицо. Она вдруг превратилась в очень религиозную даму и проводила много времени с монахом-иезуитом. Старик от пережитых лишений несколько повредился в уме и рассказывал баронессе об ангелах, которых он видел порхающими над водопадами, и даже о своем разговоре с Богом. Тот явился к монаху в трудную минуту в обличье человека, и подбодрил его. Барон был удовлетворен портретом, а баронесса чувствовала себя счастливой в компании старого миссионера.

Зима выдалась холодной и долгой. Все улицы были занесены снегом, и пройти по ним стоило огромного труда. Снег пышным слоем лежал на крышах и парапетах, побелил горгульи на церквях. Люди не помнили такой суровой зимы. Наконец начался ледоход, запоздавший на целые две недели. Спустя еще неделю река полностью очистилась от льда, и из Квебека прибыл в королевской барже Жан Карриер. Фелисите поняла, что день ее отъезда не за горами.

Землю уже окутывали сумерки, когда Фелисите отправилась побродить по общинному выгону между портом Лашин на западном краю города и домами на рю Сен-Пьер. Новые здания наступали на прежде открытое пространство и закрывали вид на монастырь Братьев Реколле на севере. Фелисите эти постройки не нравились, потому что все вокруг сильно изменилось. «Наверно, когда-нибудь люди полностью застроят весь общинный выгон», — подумала она с горечью. И пусть ей больше никогда не придется увидеть огражденный город под горой, девушке хотелось, чтобы он оставался таким, каким она его запомнила навсегда.

Фелисите намеревалась выехать пораньше, но ее задержали многочисленные дела. Она должна была собрать свои вещи, а баронесса заболела. Потом барон вдруг понял, что все заботы опять падут на его плечи, и провел с ней несколько напряженных часов, просматривая различные донесения и документы. Сейчас было уже поздно, и девушка спешила домой.

Фелисите шла по улице Сен-Сакрамент и всматривалась в очертания семинарии. Ей хотелось еще раз увидеть высокую фигуру доброго старика, управлявшего семинарией многие годы. Но увы… его больше не было в живых. Девушка поспешно миновала улицы и переулки, прилегавшие к рыночной площади, и у нее отлегло от сердца, когда она услышала голос караульного, выкликавшего время на рю Капиталь. Она подождала, когда сторож подойдет ближе, помахивая зажженным фонарем в так шагам.

Он сразу ее узнал.

— Мадемуазель, это вы, — сказал он, укоризненно качая головой. — Я так и знал. Правда, правда, мадемуазель, потому что хотел вас увидеть до вашего отъезда.

Это был тот самый сторож, который рыдал у дома ле Мойн в день, когда донеслись слухи о смерти Д'Ибервилля. Он поднес фонарь к ее лицу.

— Мадемуазель, вы что-то бледны. Так не пойдет! Вы должны быть на свадьбе с розами на щеках. Вас удивляет, почему я так говорю? Я вам скажу, мадемуазель. Меня всегда волновало все, что связано с семейством ле Мойн. Я родился в один день с Пьером и в ту же самую минуту! Поэтому я чувствовал себя одним из них! Да, мадемуазель, истинная правда! В тот момент великий Д'Ибервилль и я походили друг на друга, как горошины из одного стручка. Но он был Пьером ле Мойном, которому слава суждена с колыбели. А я что? Я был никем. Он надо мной смеялся и даже постоянно придумывал для меня разные прозвища. Я же… я боготворил землю, по которой он ходил, — смущенно улыбнулся сторож.

К ним быстро приближался человек, идущий по рю Сен-Пол. Фелисите узнала в нем барона. Он увидел ее и резко остановился:

— Слава Богу, это ты!

— Да, мсье Шарль. У вас дурные новости? — встревожилась девушка.

— Я начал волноваться, когда не нашел тебя дома, и стал ждать час, потом другой. Ты не возвращалась, и я отправился на поиски.

Сторож Пьер всегда был очень тихим и покорным днем, но с наступлением ночи становился весьма смелым и напористым. Он считал, что охраняет город, и ответил барону:

— Я могу вам сказать, почему мадемуазель задержалась. Она прощается с Монреалем.

— Да, мсье Шарль, я хотела все повидать еще раз. Я так люблю этот город! Пусть эта чудесная картина всегда останется в моей памяти!

В эту минуту они проходили перекресток на улице Сен-Жозефа, и девушка остановилась.

— Взгляните! Это окошко сапожника. Мне хотелось бы туда заглянуть напоследок.

Алсид Ласурс, сапожник, установил перед домом будочку, где лежали образцы обуви, чтобы люди могли их увидеть, а потом что-либо купить для себя. Там же он выставлял обувные колодки своих покупателей, поэтому в городе часто говорили:

— Этот человек, наверно, разбогател, потому что Алсид выставил его колодки.