Перед глазами стояли широко распахнутые зеленые глаза и мертвенно-бледное лицо травницы. Она и впрямь перепугалась за него и, если он правильно разглядел, то даже бросилась на выручку. Хотя, может, то ему просто показалось? Видать, так сильно хотелось, что почудилось всякое. А эти прикосновения. Боги, у нее оказались очень нежные руки и такие теплые ладони, что его аж дрожь пробрала. А когда она так ненавязчиво, будто невзначай, коснулась его уха и волос пальцами, он подумал, что совсем сбрендит и, того гляди, совершит какую-то глупость, о которой, несомненно, будет потом жалеть. И он даже мог бы решиться поцеловать Деру. Может быть и не только поцеловать, но эти клятые эманации расстроили все его планы и намерения. Он и подумать не мог, что Геральт не врал и даже не преувеличивал. Но почему тогда никто ему ничего не сказал до этих пор? Его же не впервые касалась девка.
Эскель сделал еще один глоток и тряхнул головой. Горло обожгло так, что захотелось ругнуться. Но если подумать спокойно, то бабы трепались о чем-то таком по деревням, и мужики ведь не зря ворчали, что девок надо прятать от ведьмаков. Да и сам Отто упомянул тогда, что чем-то они завлекают баб. Но значения этому всему он как-то не придавал. Давали девки время от времени — и на том спасибо. А кто там какие вибрации чувствует и каким местом, мягко говоря, плевать. И было бы так и дальше, если бы не травница. Нет, она не испугалась. Во взгляде читалось недоумение. Скорее, не поверила. Может, подумала, что показалось, но точно не испугалась.
Делая очередной глоток, ведьмак хрипло закашлялся. Но, если верить в слова Геральта до конца, он упоминал о том, что бабам эти их вибрации уж шибко нравятся. То-то они и лезут на ведьмаков как одурманенные. А коль нравятся, так чего же Дера не пошла до, так сказать, конца? Почему не набросилась на него? Или тут уж его друг приврал? Вздохнув, Эскель сплюнул и допил остатки ржаной. Бутылку поставил на землю, а сам зарылся руками в волосы, склонив голову.
Два дня. Ну, может быть три, но это все равно не так много, как могло показаться. А он уже как пес перед ней. Благо, что хвоста нет, а то и завилял бы. Присматривается к ее настроению, делает все, чтобы ей обеспечить маломальский комфорт, а от прикосновений и того готов растечься, как сало топленное по сковороде. Стало противно. В первую очередь от самого себя. Не мальчишка ведь уже. Вот до девятого десятка не далеко осталось, а млеет как дурной от девки какой-то взбалмошной. А что же будет дальше? А если она скажет кого убить? Он пойдет убивать, что ли? А если на колени велит встать? Он что же это, и на колени перед ней упадет? И все за ласку бабскую?
— Ну уж нет, не бывать этому! — ворчал он сам с собою.
Выдохнув, ведьмак успокоил свои взбунтовавшиеся от водки и девичьей ласки эмоции. Причесал пальцами волосы, убирая их с глаз, и поднялся на ноги. Сам себе он обещал быть непоколебимым, уравновешенным и ни в коем случае не позволять бабе собой вертеть. А то видал он, как оно бывает. Далеко за примерами ходить не надо. И хватит, что один такой ярый любитель волочиться за юбками да под каблуком ходить существует среди ведьмаков. Второго такого их ремесло не выдержит.
Дера ходила по комнате из угла в угол, совсем не понимая, где так долго пропадает Эскель. Неужели в сам Новиград за едой поехал? За окном уже давно была непроглядная темень, а свечи без камня травница зажечь не могла. Оттого и сидела в темноте этой и прислушивалась к каждому шороху и звуку. Чаще, конечно, кричали снизу из корчмы. Но и по углам что-то скреблось. Или то, может, она себе навыдумывала?
А когда дверь резко распахнулась, то девушка и вовсе подпрыгнула на месте, тихо вскрикнув. В проеме стоял высокий и широкоплечий силуэт, а два светящихся в темноте глаза заставили успокоиться и схватиться за сердце.
— Пресвятая Мелитэле, — выдохнула Дера. — Напугал-то как…
— Так нечего в темноте сидеть.
Он прошел в комнату, безошибочно находя толстую свечу на столе, и щелчком пальцев поджёг фитиль. Фредерика подошла чуть ближе к свету и нахмурилась. В нос ударил резкий запах водки. Она едва слышно принюхалась, но решила ничего не говорить. Если выпил, значит, захотел, и кто она такая, чтобы ему в душу лезть? На ногах стоял твердо, спину держал ровно — значит, все в порядке.
— Пойдем поужинаем и потом обмоемся. Я заказал и еду, и воду, — упираясь ладонями в стол, сказал ведьмак.
Дера осмотрела его еще раз, но решила промолчать. Кивнула только и едва заметно улыбнулась. Эскель отчего-то вздохнул и, оттолкнувшись от стола, двинулся на выход. Говорить с травницей ему сейчас совсем не хотелось. Да и судя по ее упорному молчанию, она его желание полностью разделяла.
Спустившись вниз и устроившись за дальним столом, Фредерика осмотрела две глубокие глиняные тарелки и огромное блюдо в центре с небрежно нарезанными ломтями хлеба и луком.
— Кухарка сегодня расстаралась, — начал подскочивший к ним корчмарь. — Свининка удалась на славу. Вы уж попробуйте, а я вам запить принесу. А то всухомятку не годится такое блюдо есть.