«Лифтами» называли кабинки, рассчитанные на короткую поездку стоя. «Вагонами» — кабины с диванами, вместимостью до двадцати четырёх человек (стандартная смена на предприятии). «Лентами» — движущиеся дорожки. Но вообще-то старались дойти пешком — это значило «разгрузить спортзал».
А я опять опаздывал. Можно было пробежаться, но бегущий андроид, пусть и в комбо Администрации, выглядел бы угрожающе. Компания в вагоне — дополнительный риск нарваться на конфликт. Или на нечто прямо противоположное: меня по-прежнему снимали, и, кажется, уже начали преследовать. Во всяком случае, одни и те же пепельные косички постоянно мелькали неподалёку. И ещё была весьма приметная шапка золотистых волос, похожая на «одуванчик». Меньше всего я мечтал оказаться с этими «одуванчиками» в закрытом помещении. Особенно теперь. Так что лифт, и никаких вагонов.
Если честно, я хотел побыть один, чтобы подготовиться к разговору с Нортонсоном. Я не знал, в каких выражениях следует извиняться, но я был обязан. Воспоминания о поездке заставляли меня краснеть. Я вёл себя как избалованный ребёнок, да ещё и подшучивал над ним!
Пока я кривлялся и острил, лейтенант Нортонсон думал о том, что никак не может связаться с Когоутом, своим единственным оставшимся в живых близким человеком. Переживал за него. Бросил меня в салоне «Рима», чтобы ещё раз попробовать выйти на связь. Но на «Тильде» отрубали его запросы, снова и снова. Прекрасно понимали, почему он нервничает, но ничего не могли поделать.
Нортонсон тогда весь извёлся от неизвестности. И если бы я это понимал, я бы, по крайней мере, не усложнял его задание. Догадаться, в чём проблема, было сложно, но если бы я не был занят своей трагедией, я бы понял в общих чертах, что его терзает. Я бы произносил другие слова… Надо попытаться хотя бы сейчас. Ради Чарли. Ради меня. Просто потому, что так надо!
Стоило мне приступить к обдумыванию этой непростой темы, как закрывающиеся створки лифта замерли — и раздвинулись с мягким гудением.
Пришлось опять нацепить маску уважительной доброты: правом задерживать лифты и вагоны обладали сотрудники Отдела Безопасности, врачи и ремонтники. Собственно, инспектор Хёугэн, когда ворвался в лифт к нам с Нортонсоном, действовал по привычке, хоть и без прав доступа, подтверждающих его полномочия.
Если задерживают отправление, значит, что-то серьёзное. В обычное время не считалось зазорным подождать — всё-таки злоупотребление властью, пусть и по мелочи, было чревато потерей уважения, что немедленно сказывалось на недельном рейтинге. Но, видимо, в Солнечной системе к подобным «слабостям» относились терпимее, иначе бы Хаким Хёугэн недолго продержался на своём месте! А может быть, он и не держался: сидел в архиве на своём «Ноэле», копался в старых файлах…
— Наконец-то я тебя поймал!
Голос звучал совсем близко, и я внутренне напрягся — понятно, что там не маньяк, но всё равно неприятно чувствовать себя «добычей».
— Извини за задержку!
Через пару минут «охотник» добрался до лифта и присоединился ко мне.
— Ирвин Прайс! — представился он, протягивая руку.
У меня хватило выдержки ответить на рукопожатие без паузы.
— Рэй.
Лифт тронулся. В кабине хватило бы места ещё на двоих — если бы Ирвин Прайс был обычным тильдийцем. Однако командный экран сообщил, что лифт наполнен и остановок не будет. А может, Ирвин обладал какими-то особыми привилегиями в том, что касалось лифтов.
— И всё? — хитро улыбнулся он, пожимая мою ладонь.
Кожа у него была гладкая на ощупь, а подушечки пальцев — упругие. До «Кальвиса» мне всего пару раз довелось общаться с «бэшками», но я запомнил это ощущение. Ожившая кукла: что-то одновременно искусственное и настоящее.
— А что ещё нужно? — спросил я, осторожно освобождая руку и одновременно отодвигаясь в угол, чтобы освободить место для нового знакомого.
— Ещё у людей есть фамилия, — объяснил он с невинным видом.
Не знаю, как ему это удавалось — показывать абсолютно человеческие, нормальные оттенки эмоций. Грубо вылепленная физиономия Ирвина Прайса была похожа на заголовку для лица: широкий носяра, толстый подбородок, едва обозначенный рот с узкими губами, громоздкие надбровные дуги и торчащие скулы. Прозрачно-серые насмешливые глаза мало подходили этой глиняной маске. Но эти глаза позволяли однозначно определить, что передо мной человек — несмотря на то, что в нём навскидку оставалось не более десяти процентов родных тканей. Остальное заменял модифицированный корпус андроида третьего класса. До пояса — тело коренастого мужчины, с сутулыми, как будто вывернутыми плечами. Ниже пояса начиналась конструкция, состоявшая из широкой «ноги» и подвижных гусениц. С боков туловища отходила пара манипуляторов. Они были сложены сзади на пояснице, но если бы Ирвин развернул их, то стал бы четвероруким.
Этот облик так поразил меня, что я не сразу заметил журналистские планки и цифру «7».
— У людей есть фамилия, — я указал на его знак. — Только я-то не человек! — и я ткнул в свою метку.