Мир теней, обрывков звуков, нездоровых запахов, мир парусиновых коридоров, тусклых ламп с красными линзами, крадущихся фигур, раболепных желаний, искрящегося отчаяния, инкогнито, и именно в этот подводный поток я позволил втянуть себя. Это место было не просто логовом для извращенцев; это был мрачный конклав сатиров, инкубов и демонов похоти, которыми, возможно, все мы были под нашими хрупкими человеческими личинами. Более устрашающие вооруженные охранники выстроились вдоль этих загадочных проходов, каждая стена из ткани показывала линию освещённых точек, в которых были прорезаны глазки.
— Дроч-вечеринка прямо здесь, приятель, — сказал один устрашающий страж, затем добавил другой: — собачья случка здесь и сейчас, всего за два билета.
От этих намеков у меня свело живот.
— В чем дело, приятель? Разве ты не хочешь увидеть, как собака трахает девку?
Я попятился, чуть не споткнувшись. Раздались приглушённые визги с частой периодичностью, затем они стали становиться громче и перешли в стоны. Неясные мужские фигуры, стоявшие ко мне спиной, смотрели в похожие на глазки отверстия, они неприкрыто мастурбировали, наслаждаясь визуальным действием внутри. Когда чья-то рука крепко схватила меня за плечо, суровое лицо одного из охранников предупредило:
— Ты можешь смотреть или играться с собой, просто стоять здесь запрещено, — oн указал нa отверстия для подглядывания, как призрак Диккенса. — Решай, что будешь делать, или проваливай, за вход два билета.
Я едва мог вымолвить хоть слово, несмотря на мое измученное оцепенение.
— Учитывая отсутствие опыта у меня, возможно, вы могли бы дать мне рекомендацию, — пробормотал я и передал назначенные билеты.
Ничего не выражающее лицо охранника кивнуло.
— По тому, как ты выглядишь, могу с уверенностью сказать, тебе понравится, — парировал он и подтолкнул меня к светящейся дырке.
Дрожа, я заглянул внутрь, но тут же был поражён чувством, схожим с ударом дубинки по голове: обнаженный толстый человек стоял на четвереньках посреди комнаты со спиной, покрытой настоящим мехом; позади него на коленях стоял молодой, почти высушенный мужчина, у которого не было правой кисти. Толстяк напрягся, когда его прямая кишка стала местом введения культи его коллеги.
Я оторвал взгляд и быстро заковылял прочь. Негодяй охранник усмехнулся.
За то, что я остался, и даже за то, что только
— Блисс, — потребовал я у одного из громил, помахивая пачкой билетов.
— Она сейчас на своём шоу, — проворчал в ответ безжизненный голос. — Затем у нее перерыв с 11 до 12. Но после этого ты можешь трахнуть её, но сначала ты должен записаться в список, — он ткнул пальцем в сторону места, которое должно было служить борделем. — А цена зависит от того, чего ты хочешь.
— Её шоу, — сказал я. — Куда?
Он оторвал два билета и указал на следующую секцию смотровых щелей, хотя большинство из них уже были заняты. С ужасающей медлительностью, полностью отказавшись от своих убеждений, я перевёл взгляд в дыру…
Наверняка это какое-то извращенченское чувство заставило меня уткнуться лицом в потрёпанный холст. Через отверстие я увидел круг масляных ламп, расставленных вокруг стола, на котором лежала на спине обнаженная Блисс. Ее кожа сияла, как свежий белый шоколад, соски были пухлыми и красными, как клубника. Пышная грудь быстро вздымалась и опадала; она облизала губы и закатила глаза в каком-то подобострастном удовольствии, которое сначала привлекло мое внимание, но потом я заметил макушку мужчины между ее ног. Деятельность, которой он занимался, не могла быть более непристойной наряду с влажными звуками чавканья и лизания, которые сопровождали все действо. Но пока это происходило, все четыре ее конечности двигались с почти механической точностью. Это Нейт уже рассказывал: ещё четверо мужчин стояли по углам стола, худые, ухмыляющиеся, обнаженные, демонстрирующие огромных размеров эрекции. С таким же успехом они могли бы быть безликими охранниками карнавала. Она быстро мастурбировала руками здоровенные пенисы двух мужчин, стоящих от Блисс по краям. Двух других мужчин она удовлетворяла своими деформированными ступнями. Звук этой четверной мастурбации в сочетании с настойчивым кунилингусом напомнил мне о том, как кормятся голодные животные.
Каким бы извращенным и неестественным ни было это зрелище, мое собственное возбуждение было почти невыносимым. Наблюдатели с обеих сторон приступили к ручному самоудовлетворению. Я и сам испытывал сильнейшее искушение, но не мог заставить себя сделать это. Между тем…