Этим духоносным старцам зачастую свойственна не только простота выражения, которая, возможно, является следствием отсутствия внешней образованности, но и немногословие и лаконичность, связанные со стремлением в немногих словах соединить много мыслей. Должен признать, что в юные годы это причинило мне ущерб, ибо я, не будучи знакомым с этой их манерой, упустил немало благоприятных возможностей получить пользу. Дух кротости и любви к безмолвию сопутствовал жизни этих блаженных старцев, заставляя их следовать лаконичному образу выражения при разговоре на любую тему. Если же я в своей наивности и неопытности не понимал этого, они избегали повторять одно и то же по многу раз, чтобы не вызвать возражений или ропота. Какая деликатность обращения! Они заставляли человека признать, что «блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими»[249] и хотя и не повторяли своей заповеди из чувства деликатности, однако же не отказывались от нее, оставаясь, таким образом, неизменно бескомпромиссными в отношении буквы и смысла духовного закона, без которого не может быть никакой духовной жизни.
Главная жизненная забота блаженных старцев определялась речением Господа, Который возлагает на монаха, как и на всякого верующего, долг самоотречения. Вступление верующего в Небесное воинство начинается с этой ступени, и не случайно Господь подчеркивает: «Тот, кто не отвергается себя и не возненавидит душу свою, не является Моим учеником»[250]. Старцы познали наделе, благодаря как собственному огромному опыту, так и опыту своих старцев, которым они верно служили, что все сооружение «мерзости запустения», которое и является и называется «ветхим человеком», состоит из эгоизма. Такова вся сущность грешной личности, весь состав извращенных и противоестественных стремлений и действий омертвелого и смертного человека. Потому‑то они были безжалостны ко всему, в чем содержались и скрывались частички этого «эго», и, осуществляя курс лечения этой болезни, проявляли неотступное самоотречение. Блаженные старцы, будучи подлинными учениками древних отцов, знали, что лишь тот человек, который «отвергается себя» и «ненавидит душу свою», исполняет первую и главную из Господних заповедей. «Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную»[251].
Через призму этого можно увидеть объяснение тому, почему эти преподобные подвижники сами неослабно соблюдали свой строгий распорядок, не допуская ни малейших уступок, хотя к моим немощам часто проявляли снисхождение. Будучи опытными и проницательными аналитиками, они знали не только глубины сатаны, но и всю глубинную сущность его деятельности, которая является грехом. Это прекрасно сформулировал святитель Иоанн Златоуст, один из трех светильников нашей Церкви, сказавший, что «диавол есть грех». Они знали, что тайным убежищем и укрытием для главного зла является эгоизм, настоящая сущность и имя которого — самолюбие, и потому пытались выставить против него самую крепкую оборону. Подогревая посредством веры жар Божественной ревности, они считали самоотречение своим неизменным долгом, так что все их стремление было направлено к одной главной цели — подчинить все свои помышления «послушанию Христову»[252]. В том, что касалось исполнения внешних обязанностей деятельной жизни, они подчиняли себя рамкам предписаний и уставов, которые соблюдали с такою точностью, какая только могла быть достигнута, даже когда это уже становилось навыком и привычкой. Когда я со своей тогдашней юношеской наивностью спрашивал, для чего нужно такое упорство в отношении уставных предписаний, они кротко отвечали, что когда Бог создал разумные существа, то первым, чего Он от них требовал, было точное соблюдение данных им предписаний и заповедей. Они же, пока в точности исполняли все это, сохраняли свое достоинство и пребывали с Богом, но едва преступили заповедь, погибли и все создание увлекли в тление. Поистине, сколько мудрости в духовном опыте и суждениях старцев!
Речение пророка Давида: «За словеса устен Твоих аз сохраних пути жестоки»[253] — было квинтэссенцией всех усилий преподобных старцев, их деятельной и созерцательной жизни. Старцы понимали истинный смысл этого изречения, связывая его не с воздаянием Богу и искуплением человеком своих грехов, как ложно учат западные богословы, но с подчинением человека посредством послушания Богу и с учением о Божественной благодати, без которой нельзя «делать ничего»[254]. Для лучшего понимания сказанного приведем слова великого и премудрого отца нашего преподобного Макария Египетского: «Горе душе, если она пребывает только в пределах своего естества и надеется только на свои дела, не имея общения с Божественным Духом, ибо она умирает, не удостоившись жизни Вечного Божества»[255].