Что же для меня столь печально и приводит в великое смущение труждающегося? Я готов сказать тебе, а ты, слушая меня, напряги ум, подари мне свое внимание и уразумей мою мысль. Ибо сия ступень, о которой я буду говорить, установлена домостроительством Божиим для отнятия благодати! Так устроил Господь для показания виновности человека, чтобы тот непрестанно питался укорением и сделался причастником смирения. Итак, стоит удалиться благодати, как тотчас становится явной виновность, так что вместо сияния, света и несказанной радости немедленно приходят страдания и рождают смирение. Началом же сокрушительного падения является уже упомянутая и побежденная мать всех зол — немилосердное САМОМНЕНИЕ, которое начинает, как некогда и перед праматерью нашею Евою, рассеивать свой бесовский яд, пытаясь вызвать сочувствие к себе, ведущее в бездну преисподнюю.
Оно говорит, как духовник, и лобызает, как Иуда. Беседует с великой кротостью и рассуждает о спасении. Слух наш тщательно проверяет и безумие бесовское влагает, желает нашего падения и сейчас же предлагает исцеление. Волю нашу привлечь желает, прочих бесов на подмогу призывает, чтобы все они возле нас пребывали и на путь прелести нас увлекали.
«Итак, — говорит оно монаху, — видишь бездельников, которые теперь утверждают, что Господь не дает благодати? Они поскольку сами не хотят подвизаться, то и другим препятствуют, ссылаются на опасность прелести и кричат, что ты впадешь в нее, как и все. Так отступись же от их наставлений и внимай моим словам. Что же? Разве Бог, как и прежде, не дает крепости и не увеличивает нашу силу?»
Так лжец, то есть жалкий бес, подобно гадалкам, которые крестятся и упоминают Бога, сами же занимаются колдовством, ссылается на божественное Писание, чтобы забросить свой крючок, выставляет себя богословом, и спасение наше, как волк, похищает, и в своих целях совсем иному нас обучает, лишь бы заставить нас не заботиться о своем спасении.
А оный младенец, не зная ни этой сети, ни того, что сей советчик есть древнее зло, радуется его прелести, ложь за истину принимает, всех кругом порицать начинает и отцов в надменности своей осуждает. Или же, точнее, враг обрушивается на душу его. Меч же, что дал ему Христос для защиты, он против себя обращает и душу свою закалает из‑за своего невежества и начинает говорить так: «Человек может, если захочет и если приложит силу, стать вместилищем благодати». И вот, яростно сражаясь с противоречащими ему, он понемногу начинает впадать в прелесть и становится игрушкой бесов, думая и полагая, что все его противники будут наказаны за свое небрежение и невежество. Он совершенно не повинуется их словам, но, оттолкнув всех, затворяется в полном одиночестве и творит то, что подсказывает его сообщник — бес. В таком случае предоставим этого человека милосердию Божию, ибо знаем, что бес многих повесил и задушил, внушая им, что они, якобы, станут мучениками. Другие же впали в небрежение и безразличие, совершенно забросив свои обязанности. А самое главное, они полагают, что это и есть истина и путь Божий.
Такие беды наводит диавол на несчастного человека, и даже если тот захочет подняться и начнет искать исцеления, он старается ослепить его описанным способом. А человеколюбивый Господь, опечаленный, ждет, не осознает ли человек падение свое и не взыщет ли врачевания.
Итак, брат мой, многие прельстились из‑за этого темного изменения. Средство же, служащее для исцеления такого человека, заключено в уразумении причины падения своего и в поиске духовника, способного стать врачом, который бы подходящими лекарствами вылечил и спас его. Мы же, достигнув главного момента своей речи, вновь обратимся к предыдущему и скажем вот что: если бы подвижник, о котором шла речь, не покинул пути своего, то не думал бы в невежестве своем, что собственными силами стяжал благодать, и не доказывал бы, что все способны получить ее, если понудят себя. Но со страхом и природной рассудительностью он бы, поразмыслив, сказал: «Кто я такой, чтобы осуждать других, думая, будто все они коснеют в невежестве, я же, несчастный, только один и получил просвещение?» И, возражая словам змия, сказал бы ему: «Оставь, лукавый враг, свое диавольское превозношение!» И так, сопротивляясь волнам губителя, он с нетерпением ожидал бы часа, когда сможет увидеть избавление, которое бы скоро пришло, если бы только испытание было выдержано как должно.