Вырай

Игнатьевич открыл было рот, чтобы осадить любопытствующих, но вдруг понял, что односельчанам нужно сказать хотя бы часть правды. Иначе полезут туда, невзирая на запреты, и тогда проблема будет гораздо серьёзней. Полетят головы, его в первую очередь.

- Короче, там что-то такое есть, что галлюцинации вызывает. Поэтому не лезьте в лес.

- Да хватит, Сергей! – Вдруг рявкнула Антонина Николаевна. – Что мы, сами, что ль, не видим?

Остальные загудели недовольно. Последний раз такое открытое выражение народного мнения председатель видел лет десять назад. Отвык. И немного испугался.

- Ладно, ладно, чего вы. – Сделал он шаг назад. – Я просто слов не могу подобрать, чтобы объяснить.

- Я за тебя скажу. – Сложила руки на груди Николаевна. Повысила голос и заявила: - Людцы! Этот лес – колдовской! Сами подумайте – всю зиму творилось незнамо что. С соседями вашими, с роднёй!

- Не, Тонька, что-то ты загнула.

- Да прям, баб Лен! А кто мне давеча нашёптывал, что домовой у тебя под печкой завёлся? – Вдруг поддержала Антонину Печкина.

Люди заспорили, зашумели, Сергей Игнатьевич пытался успокоить окружающих, но его никто не слушал. Фельдшерица вдруг вспомнила историю с внезапно выздоровевшей девочкой и мальчугана, у которого чудесным образом прошло косоглазие. Стало страшно.

- Сергей Игнатьевич, а где Максим Андреевич? – Девушка с трудом перекричала человеческие эмоции.

- Кто?

- Учитель!

- А я не знаю. – Удивлённо оглянулся председатель.

Толпа затихла.

- Вон, Лупатый идёт. Сча спросим. – Сказал Печкин.

Вася обогнул людей по дуге, ни на кого не глядя, и двинулся в деревню.

- Васька, стой!

Мужчина вздрогнул и остановился. Удивлённо посмотрел на односельчан, словно лишь сейчас их заметил.

- Что там было? И где хлопец?

- Алка, – ни с того ни с сего сказал Василий. – Ты почему за меня замуж не пошла? Мы ж с тобой полгода целых гуляли.

Женщина опасливо глянула на мужа. Печкин угрюмо ковырял ранку на ладони, ожидая ответа жены.

- Дык это… Ты и не звал. – Потом спохватилась, и добавила: - И вообще, я Володечку с детства любила! Не сразу только поняла, дура была!

- А, ну да. Совет вам да любовь, – бесцветно сказал Вася и ушёл.

- Чего это с ним?

- В лесу побывал, – заявил председатель, – поняли теперь? Колдовство, не колдовство, а ходить туда не надо. Крышу сносит.

- Так а что там было-то? – Вновь стали выпытывать красносельцы.

- Подождите! - Вскричала вконец разволновавшаяся Татьяна. – Максим где?!

- Да вон он. – Махнула рукой баба Лена. – Идёт.

Максим уже отошёл от леса на достаточное расстояние. Ни паники председателя, ни опущенной головы и медлительности Фокина не наблюдалось.

Таня почувствовала, как с души свалился камень. Наплевав на конспирацию, она побежала навстречу. Максим заметил, помахал рукой и остановился. Подбежав к любимому человеку, фельдшерица бросилась к нему в объятия.

- Видали? Наконец-то по углам прятаться перестанут, – удовлетворённо сказала Екатерина Семёновна, но потом тряхнула головой: – тьфу, не о том сейчас речь! Игнатьич, рассказывай!

- Чёрт там. – Сдался руководитель совхоза. Кто-то ахнул. - И чёрти что творится. Еле ноги унёс. Так что поставим шлагбаум на дорогу, чтобы не ездили всякие. И понатыкаем вокруг леса табличек про радиацию.

Таблички эти остались ещё со времён чернобыльской катастрофы, когда местность вокруг была заражённой. Последние десять лет территория красносельского сельсовета и его окрестности считались «чистыми», но хозяйственный Игнатьевич запрещающие и предупреждающие знаки сохранил. Не все, конечно – большую часть забрали те, в чьи обязанности это входило, но штук пятнадцать лежало на складе.

- Игнатьевич, так объедут ведь шлагбаум-то, по полю. Надо забор делать.

- Денег нет, заборами разбрасываться. И так пойдёт.

- Погоди, Сергей Игнатьевич. – Встрепенулся Печкин. – Надо же сообщить, куда следует. Вот они пусть забором и обносят.

- Я тебе сообщу! – Всё-таки сорвался председатель. – Я тебе щас так сообщу!

- А что не так-то? – Обиделся мужик.

Подошли Максим и Таня. Внимание людей переключилось на них. Узнав, что деревенские уже в курсе и даже вполне спокойно восприняли информацию о чертовщине, Бондаренко расслабился. От подробностей уклонился, лишь подтвердил, что в Лесу чёрт и что там опасно.

Говорил он спокойно и ровно, чем вызвал к себе невиданное ранее уважение, и на фоне нервного Игнатьевича и депрессивного Лупатого выглядел просто героем. Таня молчала, слегка обидевшись – Макс ничего ей пока не рассказал и всю дорогу до околицы отмахивался: «Потом, потом».

- Игнатьич. – Печкин понял, что от биолога ничего толкового не добьёшься, поэтому вернул разговор в первоначальное русло. – Надо всё ж таки позвонить.

- Нельзя сообщать. Подумайте сами. – Подала из толпы голос Ира, дочка Марушкиных. До этого девчонка молчала и внимательно всех слушала. – Приедут. Начнут всех допрашивать. Штрафовать. Увольнять. В сумасшедший дом всех нас отправят. И штрафы навешают.

- Какой сумасшедший дом, малая! – Покрутил пальцем у виска Печкин. – Да любой проверяющий зайдёт в наш Лес и враз во всё поверит!