Почему, спросил он. Да потому, что она сотворила нечто настолько ужасное, что муж ушел от нее, все друзья от нее отвернулись, а ее рассудок помутился. Ей потребовалось много времени провести в лечебнице, чтобы хоть как-то прийти в себя.
— Ты умная, красивая, тонкая и, должно быть, очень обаятельная, когда не противишься своему обаянию, — продолжил Бен, легко касаясь ладонью ее щеки. Сьюзен тут же резко отдернула голову, но Бен ухватил ее за подбородок и заставил посмотреть себе в лицо. — Так почему же ты такая зажатая?
В его голосе звучала неподдельная доброта, и Сьюзен почти сдалась. Никто, за исключением родителей и тети Лале, никогда не говорил с ней так нежно, не проявлял такого понимания. Впервые за долгое время Сьюзен почувствовала себя человеком. На ее глаза навернулись слезы, но она их поспешно сморгнула. Стиснув ножку бокала еще крепче, она попыталась отвести от него свой взгляд.
— Пожалуйста, не надо.
— Я просто хочу понять.
— Нечего тут понимать. Дядя Джамал наверняка дал вам характеристику. Я безответственная, непослушная и упрямая.
Бен внимательно изучал каждую черточку ее лица, затем перевел взгляд ниже — на шею и грудь.
— Это действительно так?
— Ну разумеется. — Сьюзен хотела произнести эти слова небрежным тоном, но у нее ничего не получилось. Голос выдавал ее отчаяние. Что, если Бен узнал правду? Что, если он знает, какая она на самом деле? — Пожалуйста, отпустите меня. Возьмите себе мои деньги, драгоценности, все… Мне ничего не нужно.
— Но не можешь же ты жить в бедности. Ты даже понятия не имеешь, что это такое. А бедность на вкус так же неприятна, как и на вид.
— Пусть лучше я буду бедной, зато свободной. Прошу вас, отпустите меня.
Темные глаза Бена так и впились в ее лицо. Последовало долгое, тяжелое молчание, затем Бен покачал головой.
— Не могу. Ты мне нужна.
Худенькое тело Сьюзен конвульсивно дернулось, рука машинально стиснула бокал, и тот с оглушительным треском разлетелся на мелкие куски. Шампанское пролилось на скатерть, Сьюзен ощутила резкую боль от впившегося в большой палец осколка.
Она завороженно следила за тем, как из пальца, будто в замедленной съемке, неспешно заструилась ярко-алая ленточка. Бен яростно выругался и, схватив полотняную салфетку, зажал рану.
— Ничего страшного, — слабо запротестовала Сьюзен.
— Ничего страшного? Да из тебя кровь так и хлещет! — Он на мгновение снял салфетку и быстро осмотрел рану. — Может, даже придется накладывать швы.
— Кровь быстро остановится.
— В ране осколок, — строго сказал Бен. — Сиди смирно.
Сосредоточенно сдвинув брови и плотно сжав губы, он ощупал рану и стал осторожно извлекать осколок из пальца. При нажатии Сьюзен невольно вздрогнула от боли, и Бен поднял на нее глаза. Они потемнели и казались бездонными.
— Я не хотел причинить тебе боль.
— Это не вы. Я сама ее себе причинила.
— Глупости. Ну ничего, сейчас тебе станет легче…
Вот так. «Станет легче». Словно он наделен силой, способной исцелять любые раны, а заодно восстанавливать душевное равновесие. Не молодой муж, а какое-то чудо-юдо из волшебной сказки. Впрочем, было бы просто прекрасно, если бы стало «легче». На глаза Сьюзен снова навернулись слезы, и она закусила нижнюю губу, чтобы не дать им пролиться. В ней вдруг пробудилось почти забытое в последнее время желание снова стать полноценным человеком, обрести себя. Это ощущение потрясло ее до основания.
Бен, между тем, извлек осколок и бросил его на скатерть.
— Ну вот, теперь все, — объявил он, стирая с пальца уже подсыхающую кровь и обматывая руку салфеткой.
Сьюзен затаила дыхание, когда он бережно подоткнул концы полотна под повязку. От его прикосновения по ее телу разливалось странное тепло, и она совсем размякла. С Беном она чувствовала себя… в безопасности. Какая нелепая несправедливость!
— Твой дядя говорил, что тебе нельзя доверять, — заметил Бен. Выражение его лица было непроницаемым. — Но я не знал, что это касается хрусталя.
Его губы слегка дернулись, брови изогнулись, но за ироничным тоном угадывалась искренняя озабоченность. Сьюзен тут же одернула себя: нельзя расслабляться, ты для него лишь очень дорогое приобретение.
В горле у нее застрял комок. Не в силах вымолвить ни слова, Сьюзен молча следила за руками Бена. Они были крепкими и загорелыми, пальцы — длинными, ухоженными, а прикосновения легкими, как перышко, и одновременно твердыми и уверенными. Ему бы быть плотником. Или хирургом.
По закону он ее муж. Муж. По спине Сьюзен пробежал холодок, но он был вызван не страхом, а… предвкушением чего-то. Воображение сыграло с ней злую шутку. Сьюзен нервно взглянула на Бена. Ее сердце ушло в пятки, она чувствовала себя затравленной мышкой, а вовсе не одной из самых завидных невест в их кругу. Впрочем, деньги не могли принести ни счастья, ни уверенности в себе. Ей ли этого не знать!
— Дядя Джамал сказал, что мне нельзя доверять?
— Угу.
Щеки Сьюзен залила краска стыда. Что еще, интересно, наговорил Бену Джамал? Сьюзен знала, что дядюшка о ней невысокого мнения, но как далеко он мог зайти?