Вынужденная посадка

Но сталкер снаружи в любом случае не остался. Стоило разведчику со спутниками пойти по правому ответвлению, как они совсем скоро увидели перед собой расширение «коридора», похожее на большой светлый пузырь, а когда подошли к нему ближе, увидели внутри как будто бы вырезанный кусок Зоны, помещенный в прозрачную оболочку. Даже не просто кусок… Складывалось полное впечатление, что они заглядывают в Зону из некой пещеры. Там, снаружи, было багровое небо с пляшущими молниями, рос неподалеку синий кустарник, а совсем рядом стояло то ли дерево, то ли огромный пень, своими корнями-«щупальцами» очень похожий на нелепого синего осьминога, утыканного тоненькими веточками с голубыми иголками.

Возле этого «осьминога», прижимая к груди нечто сверкающее, похожее на большую сине-зелено-красную брошь, стоял Шершень. А чуть в стороне, возле синего кустарника… там были они: Плюх, Илона и Блямс.

– Шершень! – выкрикнул тот косморазведчик. – Шершень, стой! Положи артефакт на землю и отойди.

А потом началось такое, что Плюх и вовсе потерял чувство реальности. Он будто находился в двух местах одновременно – здесь, в розовом, похожем на глотку или кишку «коридоре», и там, в Зоне, расположенной за прозрачной стенкой невероятного «пузыря». И там, в этом «пузыре», его убили… Он даже дернулся, будто в него самого, вот этого, что наблюдал за событиями из розовой «кишки», попала пуля из винтовки сталкера, разнеся вдребезги голову. А потом, когда Шершень убил и тех Блямса с Илоной, он готов был ворваться в «пузырь» и голыми руками разорвать сталкера.

Впрочем, он быстро остыл, заметив одно интересное обстоятельство – у Блямса «из пузыря» кровь оказалась зеленого цвета!.. А это значило, что все увиденное было не чем иным, как блефом, виртуальной постановкой – правда, весьма высокого, неотличимого от действительности качества. Ну и Шершень там, скорее всего, был настоящим. То есть, возможно, настоящим не телесно, а ментально, точно так же, как до этого сам Плюх в «Ростове-на-Дону». Хотя тут тоже никакой определенности не имелось. Если в «пузырях» находились не реальные тела, а только их виртуальные проекции, то где, в таком случае, пребывали в это время тела физически?.. Нет, понятно, что в случае с ним самим Машечка была виртуальной полностью, что называется, «от и до», а в случае с Шершнем такими «болванками» были они с Илоной и Блямсом. Но сами «главные действующие лица» – что происходило с ними? Каким образом осуществлялось взаимодействие реального, физического, с виртуальным?.. Ясно было одно: пурпурно-фиолетовая конструкция, чем бы она ни являлась в действительности, «вытягивала» из голов участников воспоминания, мысли и чувства, устраивая эдакий мнемотеатр, где актерами были и сами «подопытные», и те, кто до этого момента существовал в их памяти.

Пока все это переваривалось в голове косморазведчика, в «пьесе» Шершня появились новые действующие лица, которые расстреляли самого «главного героя». Вот теперь стало совершенно неясно – умер сталкер на самом деле или как ни в чем не бывало «выйдет на поклон» после «закрытия занавеса».

– Они же его убили! – вывел его из невольного ступора крик Илоны.

Девушка рванулась к окровавленному Шершню прямо сквозь прозрачную пленку «пузыря».

– Вытаскиваем скорей! – бросился вслед за ней Плюх. – Лишь бы сердце выдержало…

Пленка от воздействия извне лопнула, словно мыльный пузырь. Вместе с ней в одно мгновение исчезли и все «декорации» вместе с «актерами второго плана». Остался только лежащий на розовом упругом полу вновь принявшего прежние размеры «коридора» Шершень. Ни ран, ни крови на его теле не было, хотя, судя по выражению его лица, он до конца в свое «воскрешение» еще не поверил.

– Как же ты мог, а?.. – глядя сталкеру в глаза, покачала головой Илона. – Не зря ты мне сразу не понравился.

– Ладно, перестань, – заступился за Шершня разведчик. – Я ведь на него попер, вот и получил. А ты сама бы в него пальнула, если бы он не опередил. – Плюх посмотрел на сталкера: – Ну а ты, красавчик, знай – у Блямса кровь вовсе не зеленая, а такая же красная, как и у нас. И вот за то, что стрелял в него, безоружного, я тебе, когда очухаешься, морду начищу.