– Ладно, ступай вниз, да в зал не суйся. Возле кухни комнатку найдешь, смотри не перепутай! Там две двери – справа и слева, так тебе в левую. Возьмешь в шкафу тряпку, пылесос, форму натянешь и тащи все сюда. Поставишь у входа да и жди, придет Рита и покажет, что к чему. Да, паспорт давай.
Я опять заныла:
– Борька не предупредил о документе, не взяла с собой.
– Ладно, – неожиданно смилостивилась грозная хозяйка, – сегодня так отработаешь, но чтоб завтра без ксивы не являлась. Прописка, надеюсь, московская? Я молдаван убогих к себе не принимаю в обслугу, только и ждут, чтоб спереть чего и сделать ноги.
– Всю жизнь в Москве живу, – заверила я Соню, – ровнехонько с рождения, сама чеченцев терпеть не могу.
– И ди, иди, – махнула рукой хозяйка, – будет болтать. Делом займись, коли нанялась.
Я послушно потрусила к двери.
– Да, вот еще, – остановила Софья Михайловна, – освободишься завтра в три часа дня, сутки работаешь – сутки дома, поняла?
Я закивала.
– Если кто из гостей чаевые даст, они твои!
И зобразив полный восторг, бьющее через край счастье, я задом, как средневековый придворный, выползла в коридор и моментально наступила грязной туфелькой на безукоризненно лаковый ботинок Бориса.
– Ах ты, куча безмозглая, – взвился парень, уставившись на белый отпечаток, – и кто только сюда пустил! Убоище сраное!
– Соседку не признал, милок, – запела я, – что ж ты, Боренька? Стоило только праздничный костюм надеть, и пожалуйста!
– Господи, – забормотал парень, – извините. Ну и ну!
– Ладно, Боренька, – протянула я, – прощевай, болтать недосуг, бегу за ведром.
Внизу вовсю гремела музыка. Вход в зал был закрыт, по бокам виднелись две двери. Я на секунду притормозила, припоминая, в какую не следует входить, и со всего размаху толкнула правую. Створка не хотела поддаваться, но я упорно пинала ее. Что за черт, мне же велено взять ведро и пылесос. Неужели возвращаться назад? Представляю, что скажет Соня! Хорошо еще, если не выставит дуру-уборщицу вон.
Я с силой налегла на дверь. Потом разбежалась и налетела на нее плечом. В кино главный герой, как правило, ловко ломает таким образом преграды.
– Кто там? – послышался сердитый голос, и дверь распахнулась.
Не слишком задумываясь, я влетела в довольно большую комнату и принялась озираться по сторонам в поисках орудий труда.
Меньше всего помещение походило на чулан. Темно-вишневые обои, такого же цвета великолепный, скорей всего туркменский, ковер, темно-коричневый полированный стол, уютный диван, пара кресел и работающий телевизор. На столешнице валялась открытая пачка сигарет «Рок». Я уставилась на нее во все глаза. Надо же, до сих пор видела такую только у людей, так или иначе связанных с покойным Олегом Андреевичем Харитоновым.
– Вам кого? – резко спросили за спиной.
Я обернулась и почувствовала, что ноги начинают дрожать, а руки предательски потеть.
У двери, мимо которой я пролетела, словно торнадо, озабоченная поиском тряпок, у самой двери преспокойненько стоял шофер и охранник Харитонова Володя Костров, по моим расчетам давно мертвый.
– Ты кто? – раздраженно спросил мужчина. – Чего надо?
– Простите, ради Христа, – попробовала я собрать в кулак остатки самообладания.
Костров выглядел как-то странно. Это был, безусловно, он, но какой-то не тот. Что-то было не так, но что?
– Ну? – грозно нахмурился Володя. – Так чего рвалась сюда и дверь ломала?
– Ой, извините, уж не обессудьте, – заныла я, надеясь исправить дурацкое положение и больше всего желая оказаться сейчас дома, в Ложкино, на диване между Банди и Снапом. – Перепутала дверки! Мне Софья Михайловна велела пылесос принести, убираемся мы тут…
– Ага, – пробормотал Костров и нахмурился еще сильней, – работница метелки, значит… А почему не знаешь, где твои тряпки сраные лежат?
– Дык в первый раз, только что на работу приняли, – принялась я для пущей натуральности вытирать нос ладонью.
– Значит, поломойка?
– Угу.
– Всю жизнь грязь убираешь?
– С малолетства по чужим людям!
– А тогда объясни скоренько, отчего у тебя такие милые, наманикюренные ручки? – И Володя пребольно ухватил меня за запястье.
Я бросила взгляд на свои пальцы и похолодела. Ну надо же, обо всем позаботилась, а о руках забыла!
Спросите любую вузовскую преподавательницу и моментально услышите, что первым делом она заботится о руках, потом о ногах, а лицо оказывается всего лишь на третьем месте.