А потом было всё, о чём Инга мечтала. Стремительная влюблённость, замужество, любимая жена богатого мужа, который не только обожает её, но и делится с ней своими профессиональными проблемами, слушает её советы. Вот только занят он в своём банковском бизнесе почти постоянно. Вместе они ездили в свадебное путешествие, в Испанию. После Инга уже одна ездила в круиз по Средиземному морю, отдыхала на Кипре и вот теперь здесь, на Гавайях. Но она была готова к тому, что богатый муж должен много заниматься делами. Сын Вадима, Олег, уже большой мальчик, принял её спокойно, даже равнодушно. И помехой им никогда не был в первый год их супружества. А потом вообще уехал учиться в Англию… Ей было 27, а Вадиму 41 год, когда они поженились – вполне нормальная разница. Вот только рядом всё время был Костя – любимый племянник Вадима, почти её ровесник.
Далеко не сразу, но Инга уступила неотступному, обволакивающему, завораживающему обхаживанию Константина. Потом прервала связь. И снова уступила. А теперь, мучаясь от стыда и омерзения, понимала, что предала любимого и любящего мужа. Предала дважды! Первый раз – как женщина. И второй – позволив этому обаятельному мерзавцу думать, что станет его сообщницей!
После того, как она спросила: «За что ты, Костя, так ненавидишь Вадима?» – она больше не произнесла ни слова, пока они ехали в такси, входили в гостиницу, поднимались по лестнице в номер.
Глава 16
Таксист явно петлял по городу, расчитывая на то, что туристы-иностранцы не знают Гонолулу. Ни мужчина, ни женщина этой маленькой хитрости не замечали. Женщина молчала, глядя в окно, но явно ничего не видя, мужчина тоже глубоко задумался. Таксист чуть качнул головой: вот уж эти американцы – вечно у них какие-то проблемы… Для него все белые туристы были «американцами». То, что он и сам формально – гражданин Соединённых Штатов, этот пожилой азиат воспринимал как само собой разумеющееся, но «американцем» себя никогда не чувствовал.
А Костя и в самом деле, изредка поглядывая на Ингу, думал… Её слова – «За что ты ненавидишь Вадима?» – задели молодого человека. Но не только задели: стали для него откровением. Впервые он отдал сам себе отчёт о своих истинных чувствах к дяде. Да, он и в самом деле его ненавидит! Вот так-так! Но почему? Если бы он захотел ответить Инге, что бы он сказал?
В детстве он любил Вадима – простодушно и искренне, как любят дети. Бежал, раскинув руки, навстречу, а когда ребята во дворе говорили, что у него нет отца, он отвечал с гордостью:
– У меня есть Вадим! Он лучше, чем отец!
Он с самого детства так и называл дядю: «Вадим». Это уже потом, когда начал работать у Баркова в банке, стало неудобно так обращаться к президенту, хотя все конечно знали об их родстве. И Костя перешёл на «дядю», привык и уже даже оставаясь наедине, говорил Вадиму именно так.
Точно Костя не помнил, но кажется, рождение Олега его обрадовало так, словно это был его родной братик. Ревности тогда не было, Вадима он продолжал воспринимать, как отца. А потом, когда ему было одиннадцать или двенадцать лет, одна девчонка-воображала, которой он не дал покататься на велосипеде, сказала ехидно:
– Подумаешь! Мне папа получше купит! А твой Вадим тебе не настоящий отец. Ты у него – бедный родственник!
– Как это, бедный родственник? – удивился Костя и даже соскочил с велосипеда. Он ещё не понял значения этого выражения, но оно почему-то сразу задело его.
Девчонка скривила губы и ушла, бросив через плечо:
– Книжки читать надо!
Спасибо этой девочке: Костя стал усиленно читать русскую и зарубежную классику. И, надо сказать, постоянно натыкался на «бедных родственников» – очень часто именно осиротевших племянников. Кое-где их называли особенно обидно: «приживальщиками»…
Наверное с этого момента он и перестал бросаться навстречу Вадиму с радостным воплем. Стал сдержанным, и часто незаметно посматривал на дядю, стараясь определить – искренне тот говорит, или притворяется. Всё больше и больше Косте казалось: притворяется, делает вид! Мать, конечно, заметила перемену в мальчике, приставала с вопросами. А однажды Костя услышал – не случайно, специально подслушал, – как она говорила брату:
– Что с Костиком происходит, не понимаю! То твоё имя повторял через каждые пять минут: «Вадим то, Вадим это!» А теперь даже дерзить тебе стал!
Вадим тогда засмеялся, успокоил сестру:
– Так ведь растёт же мальчишка! Таких в старину называли «отроками» – первый порог к тому, чтоб стать мужчиной. Он просто стал стыдиться проявлять свои чувства. Не переживай, Люсенька, это вполне естественно.
Костя обиделся на «мальчишку» – он теперь во всех словах и действиях Вадима искал свидетельства снисходительности и пренебрежения к «бедному родственнику».
«Небось, своего Олежку «мальчишкой» не называет! – подумал зло. – Свой же сынок, родной!»
Именно в это время Костя стал часто думать о своём отце, так давно и неожиданно исчезнувшем. Представлял самые разные варианты их встречи…