Выкормыш

«15 марта.

Здравствуй, мамочка!

Получили твое последнее письмо. Ты пишешь, что хочешь приехать сюда. Вот это уже, мама, совершенно не нужно. Зачем тебе сюда приезжать? Да еще с твоим здоровьем! К тому же, мы совсем не сможем уделять тебе должного внимания — работа кипит, проект движется к завершению, и мы работаем даже по ночам. Подожди немного, родная, скоро мы приедем к тебе. Я помогу крышу перекрыть. Дом продавать не надо, знаешь, как сейчас земля в цене растет? У тебя там, конечно, далеко не Москва, но все же. Не продешеви. К тому же, здесь тебе жить будет трудно.

Нам обещали отпуск летом. В конце концов, мы уже порядочно работаем здесь. Хотя защита хорошая, но за год можно много чего накопить в организме. Я больше всего за Зоську переживаю.

У нее работа кипит. Материала много, она даже не успевает все грамотно оформлять. Казя помогает ей, когда может. Она вообще возится с ней, как с дочерью.

Мамочка, я смотрю на нее и понимаю, какой бы счастливой матерью была бы моя жена. Как жаль, что для нас этот вариант исключен. Но у Кази есть хотя бы Зофья, о которой можно заботиться и оберегать.

В общем, надеюсь, что скоро мы с тобой увидимся. Осталось каких-то три месяца. Жду с нетерпением.

Андрюша».

«10 апреля.

Привет.

Мамочка, не надо сюда приезжать. Мы будем гораздо раньше, чем планировали. У нас тут небольшие неприятности, нас срочно эвакуируют. Нужно успеть перебросить оборудование, пока не пропал наш труд. К сожалению, сразу приехать не сможем, нужно будет разобраться в городе, в лаборатории. Надеюсь на встречу в течение месяца. Извини, больше писать не могу.

Сын».

— Все, — Белка отложила письма в сторону и посмотрела на Кадра, — блин, жалко-то как. Я там еще целую стопку видела. Надо было взять. Выходит, они в Зоне работали. В самом начале почти. Смотри, и артефактов еще как таковых не было — как он им поражается. Миша?

Журналист пребывал в полной прострации, глядя куда-то в даль. Белка помахала у него перед глазами рукой и, когда он обратил на нее внимание, повторила:

— Я говорю, жалко, я письма у тети Глаши из дома не взяла.

— Нет больше писем, Белка, — Мишка смотрел на нее, не отрываясь, и Белка заподозрила, что он еще пребывает в рассеянном состоянии.

— Почему нет?

— Какая дата на последнем письме? — Миша опередил напарницу и сам поднял нужный листочек, — Десятое апреля. Не было больше писем, Белка. Это последнее.

— Почему ты так уверен? — девушка ревниво отобрала листок у приятеля и аккуратно вложила в альбом, вместе с другими.

— Это две тысячи шестой год. Чернобыль второй раз рванул в две тысячи шестом. Письмо датировано десятым числом, а тринадцатого Зона взорвалась.

— Но их же должны были эвакуировать?

— Ага. Разбежалась. Никого не эвакуировали. Ты сама веришь в то, что ученых будут вывозить? Главное, результаты забрали. А люди не нужны — слишком много видели.

— То есть, они все погибли? Ты так думаешь? И Андрей, и Казя, и Зося? — взгляд Белки внезапно стал обиженным.

— Думаю, да.

— Но как тогда… Ведь сходство действительно есть, — девушка растерянно посмотрела на фотографии, с которых ей улыбалось ее собственное отражение.

— Ну, видишь, Зося там вроде как влюбилась. Может, успела родить. А от Андрея это скрыли. Он вон, по горло в работе. Матери некогда написать.

— Да ну тебя с твоими мыльными операми, — Белка обиженно отвернулась и принялась укладывать альбом в рюкзак. Вытащив оттуда сигареты, она поискала глазами зажигалку и, не найдя, запустила руку в карман.