Выкидыш

Телевидение. Жалкое телевидение, в котором практически нет людей. Паршивое или не очень кино. Новости, основное содержание которых – уголовные дела, столкновения президента и парламента, генеральный прокурор против президента, международные кредиты для поддержания страны. Боль, страх, негодяйство, подозрительность, наветы, преследования, зависть, ублюдочничество. Живых людей, которые бы с болью и живо обсуждали проблемы страны и мира, нет. Неотесанное телевидение.

Хаос. У меня мгновенная реакция тела на это раздражение. Высыпала всякая гадость на спине.

Вечер. День к концу.

В России всеобщий, всепоглощающий хаос. Или свобода?! Всепоглощающая духовная и душевная свобода. Кажется, ближе! Россия – это истовая и пронзительная свобода во всем. Эманация свободы и света. От всего и во всем.

На остановке. Подошел троллейбус. Открываются двери. Впереди меня согбенная старушка в темно-синем длинном до пят платье. Навстречу такая же в светлом платье с чем-то пестрым на руках.

Всплывают в голове слова: «Многострадальный народ российский…» – Сказанные на службе седым сербом священником в православном храме Святого Пантелеймона в кельнском районе Porz.

Вхожу в троллейбус, почти ничего не видя перед собой, слезы застят глаза. Выбираю уголок слева от входа. Милые мои, любимые люди. Как же я вас люблю. Вы жертвуете собой, давно, тяжко и терпеливо. К чему вас ведет жертва ваша? Что вы строите? К чему ваша жертва, чему потребна? Куда вы идете? Куда мы все идем? Что мы хотим?

Вспоминаю «На ранних поездах» Бориса Пастернака. Про себя читаю.

«В горячей духоте вагона// Я отдавался целиком// Порыву слабости врожденной// И всосанному с молоком.// Сквозь прошлого перипетии// И годы войн и нищеты// Я молча узнавал России// Неповторимые черты.// Превозмогая обожанье,// Я наблюдал, боготворя.// Здесь были бабы, слобожане,// Учащиеся, слесаря.// В них не было следов холопства,// Которые кладет нужда,// И новости и неудобства// Они несли как господа.// Рассевшись кучей, как в повозке,// Во всем разнообразьи поз,// Читали дети и подростки,// Как заведенные, взасос.// Москва встречала нас во мраке,// Переходившем в серебро,// И, покидая свет двоякий,// Мы выходили из метро.// Потомство тискалось к перилам// И обдавало на ходу// Черемуховым свежим мылом// И пряниками на меду».

Вот и ответ. Вот и ответ.

Очень умная пресса в России. Хотя злая и нелицеприятная, очень жесткая, часто провинциальная, упрощающая понятия и события, приводящая разнообразие к однообразию.

А главное! Информативно сильная. Все изменения в стране начинаются с прессы.

Прежде всего, газеты, как наиболее динамичные организмы, реагируют на изменение ситуации в стране, на новый нарождающийся спрос на патриотизм, великодержавие и самость. Газета «Известия» вспомнила свои традиции начала тридцатых, конца пятидесятых и начала шестидесятых. «Известия» отражают вновь мир. И слегка политизируют свою позицию по всем вопросам бытия.

Старшие дети. Очень по ним соскучился. Хана вновь нездорова. Вновь кожа лица зацвела болезненным цветком. Эстер в ужасном душевном состоянии. Сразу куча проблем. Ханечке нужно покупать туфли, вещи, ее надо лечить. Обмен веществ – её беда, наследованная. Их мать за ними смотрит. Жаль, не передает им тонкостей духовного мира. Но удерживает их души в состоянии достаточного покоя и на дороге к Богу.

Всё. Я совершенно свыкаюсь с домом.

Резкое отличие нашего мира от западного. Зарегулированного западного мира, удобного в колее, но практически несуществующего вне колеи. Поэтому западный мир столь жесток по отношению ко всему инородному, ко всему, что не вписывается в западные представления, в западный стиль, в западную мораль, в западные принципы жизни и обстоятельства, ей сопутствующие.

Свыкся с домом. Россия – это совершенно не регулированный мир. Он, действительно, свободен, он, действительно, свободен духовной свободой, не назывной.

Хотя внешне всё убого, бедно. Нищие люди, в основном. Бедно большинство. Это и успокаивает.

Очень острое и щемящее чувство дома. Россия.

042099. Ведь горе. Такое горе, что все слова кажутся случайными, лишними, пустыми и ненужными. Горе. Внутри все сжалось до размеров ничто. Душевное онемение.