Выход есть

— А если спасатели нас не найдут? А если мы задохнёмся? А если я опоздаю на экзамен? А если свет погаснет?

Словно в подтверждение Лениных слов одна из двух ламп нервно замигала и погасла. Половина вагона погрузилась в полумрак.

Марк опустил свободную руку в карман плаща, чтобы достать носовой платок, и пальцы его наткнулись на что-то твёрдое. Мел.

Марку стало смешно и щекотно. Он присел перед Леной на корточки и серьёзно спросил:

— Где, говоришь, твой концертный зал?

* * *

Можете себе представить заголовки газет и новостные телевизионные выпуски за тот день. Город, да что там город, весь мир только об этом и говорил ещё неделю. Потом всё понемногу забылось: людям свойственно забывать то, чему нет рационального объяснения. Лена (а вместе с ней десяток пассажиров из вагона) не смогли объяснить, каким образом они оказались на сцене концертного зала Дворца творчества юных, и почему они вышли (по словам очевидцев) из-за кулис, где не было никакого входа. Там и помещения толком не было: так, подсобка, где хранились швабры и вёдра. Они что-то твердили о тоннелях метро, а некоторые смущённо добавляли, что в тоннелях вкусно пахло, как будто они шли не по метрополитену, а по цехам кондитерской фабрики. Никто не смог объяснить, каким образом пассажиры из потерпевшего крушение состава оказались за несколько километров от места крушения, никто не смог объяснить, как именно они выбрались из покорёженного поезда, к которому спасатели смогли прорыть путь под завалом только много часов спустя.

Но спустя некоторое время всё забылось.

Людям свойственно забывать непостижимое.