Выдержал, или Попривык и вынес

Къ концу недѣли мы отклонились отъ поѣздки въ Сіерры и нѣсколько дней провели подъ снѣжнымъ Кастль-Пикъ, и весьма удачно занялись тамъ рыбною ловлею въ прозрачномъ, миніатюрномъ озерѣ, поверхность котораго стояла на десять или на одиннадцать футовъ выше уровня моря; во время полдневныхъ жаровъ августа мѣсяца мы прохлаждались тѣмъ, что сидѣли на снѣжныхъ рифахъ, подъ защитою которыхъ роскошно росла трава и цвѣли нѣжные цвѣты, а ночью занимались разговоромъ, наслаждаясь прохладою, доводившей насъ иногда почти что до замерзанія. Вернувшись на Моно-Лэкъ и замѣтивъ, что тамъ возбужденіе на счетъ цементной руды улеглось на время, уложили свои вещи и поѣхали обратно на Эсмеральду. М-ръ Баллу занялся развѣдываніями, но мѣстность пришлась не по вкусу и онъ одинъ отправился на Гумбольдтъ.

Въ то же самое время произошелъ со мною маленькій случай, который остался мнѣ навѣкъ въ памяти, такъ какъ я былъ близокъ отъ смерти. Надо сказать, что во время ожиданія жителей одного нападенія со стороны индѣйцевъ они прятали свой порохъ въ помѣщенія безопасныя и недалекія, чтобы имѣть его подъ рукой въ случаѣ надобности. Сосѣдъ нашъ спряталъ шесть кружекъ пороху въ трубу одной заброшенной кухонной печи, которая стояла на открытомъ воздухѣ, близъ сруба амбара или какого-то навѣса, и съ той минуты забылъ и думать о немъ. Мы наняли полудикаго индѣйца выстирать намъ бѣлье, и онъ вмѣстѣ со своимъ ушатомъ поселился въ этомъ срубѣ.

Заброшенная печь была всего на шесть футовъ отъ него и стояла какъ разъ напротивъ. Пришло въ голову индѣйцу согрѣть воду; онъ вышелъ, затопилъ забытый пороховой магазинъ и поставилъ котелъ воды для согрѣванія, затѣмъ вернулся къ ушату. Я вошелъ къ нему въ срубъ, бросилъ ему еще бѣлья и платья и только-что хотѣлъ съ нимъ заговорить, какъ вдругъ послышался страшный трескъ: оказалось, что печь взорвало на воздухъ и она исчезла съ нашихъ глазъ, не оставляя за собою никакихъ слѣдовъ. Разлетѣвшіеся обломки ея упали на отдаленныя улицы, крыша надъ нашею головою на-половину провалилась и одна изъ заслоновъ печей, разрѣзавъ пополамъ маленькую стойку передъ самымъ носомъ индѣйца, съ визгомъ пролетѣла между нами и вылетѣла, проткнувъ навѣсъ. Я былъ блѣденъ, какъ полотно, слабъ, какъ котенокъ, и сразу лишился дара слова. Индѣецъ же остался невозмутимымъ, онъ не выказалъ ни страха, ни смущенія; онъ только бросилъ стирать, выдвинулся весь впередъ и сталъ удивленно обозрѣвать гладкое, пустое мѣсто, потомъ сказалъ:

— Пфу! Отъ печи куча ушла! — и возобновилъ свое стираніе такъ же спокойно, какъ будто ничего не произошло особеннаго, а было обыкновенное явленіе печей взлетать и разлетаться на куски. Подъ словомъ «куча» индѣецъ, на своемъ исковерканномъ англійскомъ языкѣ, хотѣлъ сказать, «очень много».

ГЛАВА XL

Я теперь приближаюсь въ разсказу одного страннаго эпизода, весьма страннаго, который оставилъ по себѣ сильное воспоминаніе въ моей лѣнивой, ничего не стоющей и пустой жизни. Близъ города, на склонѣ одной горы, выступали красноватые кварцевые края, обнаруживающіе признаки серебряныхъ прожилокъ, которыя глубоко проникали, разумѣется, въ нѣдра земли. Они принадлежали обществу, называемому «Обширный Западъ». Тамъ была шахта, глубиною въ шестьдесятъ или въ семьдесятъ футовъ, прорытая внизу подъ кварцевымъ краемъ, и каждый зналъ о существованіи этой скалы и объ ея богатствѣ, которое, впрочемъ, было не изъ ряду выходящее. Я тутъ замѣчу, что неопытному человѣку, всѣ кварцы извѣстной области могутъ казаться одинаковыми, но старый, бывалый человѣкъ при одномъ взглядѣ на смѣшанныя груды скалъ отдѣлитъ части ихъ и скажетъ, которая откуда и куда идетъ, такъ же свободно, какъ кондитеръ отдѣляетъ и располагаетъ конфектами, смѣшанными въ одной кучѣ.