Вычислитель

– Еще? Чего ждать? Дождемся, что эти твари найдут Цитадель! Я хочу знать только одно, самую малость: вы сами-то все еще надеетесь на успех или просто тянете время? Имейте в виду, терпение людей не беспредельно!

– Утихни, Стах, – тихо попросил Ираклий.

Он сильно сдал за последние дни, как-то усох, потемнел и на людях прилагал немалые усилия, чтобы не трясти головой. Кажется, он знал, что окружающие замечают его слабость и лишь до поры до времени не говорят о ней вслух, жалея старейшину. И это выводило его из себя.

– Мы все скоро утихнем, окончательно и бесповоротно! Вчера накрыли Ружицких. Кто следующий?

– Не вопи, я сказал, – поморщился Ираклий. – У нас не митинг, а рабочее совещание. Шалят нервы – возьми у Мелани успокоительное. Или придумай план получше.

– Вот-вот, совещание! Сидим тут вчетвером, как заговорщики… А третьей части колонии уже как не бывало!

– Но две трети еще живы, – сказал Бранд.

Стах задохнулся от возмущения.

– Полегче, полегче, – запоздало предостерег Ираклий.

– Две трети живы, так? Целых две трети! Шестьдесят человек потеряно – чепуха! Народим новых, это нам раз плюнуть! Мне только интересно, как бы ты запел, если бы твоя Хелен и внуки попали в одну треть?

– Запретный прием, Стах, – с отвращением произнесла Мелани. – Не ожидала от тебя.

Бранд медленно сосчитал про себя до десяти. Что он, Стах, понимает в потерях? Разве он терял сына, погибшего не в бою, с чем еще можно было бы смириться, а разорванного безмозглым клешняком? Разве его жена угасла от тоски? Разве жизнь уже довела его до того, что он перестал цепляться за нее, как кошка за занавеску?

Не перестал, в том-то и дело. Боится не только за других – боится и за себя. До того устал дрожать, что может выкинуть какую-нибудь героическую глупость. А ведь когда-то был разумным человеком…

– Кто кого потерял или мог потерять – считать не будем, хорошо? – сказал Бранд, и в голосе против воли прозвучала угроза. – Мы будем продолжать эксперимент. Я не знаю, что у нас получится, зато я знаю, что у нас нет другого выхода. Идти до конца. Только так.

– Очень хорошо, – неожиданно спокойно сказал Стах. – Насколько я понял из ваших слов, испытуемый не проявляет особого интереса к самке… Мелани, помолчи. Ты сама призналась, что не можешь с полной уверенностью сказать, биотоки какой природы ты уловила, да и уловила ли вообще. Так есть ли смысл и дальше биться лбом о стену? Может, пора скорректировать план?

– Каким образом, например? – спросил Бранд.

– Форсировать обработку пленников. Использовать в решающей фазе ее, а не его.

– Но мы готовим его, а вовсе не ее, – возразила Мелани. – Изменив план, мы потеряем несколько дней. А форсировать еще сильнее, извини, не можем. Некуда уже форсировать.

– Бранд?

– Возможно, мы что-то делаем не так, – высказал Бранд наболевшее. Поморщился. – Но лично я думаю, что прошло еще мало времени. Дай нам время, Стах. Результаты будут.

– Уверен?

– Почти.

– «Почти»! – с презрением выцедил Стах. – Ты знаешь, чего мне стоит держать людей подальше от пленников? Ах, не знаешь? Ты слишком занят для этого? Вчера Руфь пыталась проникнуть к мирмикантропу с ножом и зарезать его, чуть меня не зарезала, и я ее не осуждаю, нет…

Мелани поморщилась. Руфь была женой Джафара и ходила сама не своя с тех пор, как погиб муж. По-настоящему следовало бы заняться ей, помочь… хотя бы настолько, насколько может помочь врач.

Но разве на это есть время?

– Все думают так же, как она, – продолжал Стах. – А то, что после того как мирмикантропы взорвали дальние пещеры, иссякли наши источники воды, тебе известно? Запасов воды при самой жесткой экономии хватит дней на пять, на шесть. И нельзя вечно дышать регенерированным воздухом, надо когда-нибудь выпустить углекислоту. Люди в открытую говорят: ничего у Бранда не выйдет, надо собраться всем и внезапно атаковать. С такими настроениями борюсь я один!

Ираклий шевельнулся, будто хотел спросить: «Борешься ли?» Но так и не спросил.

– Сто раз об этом говорили, – мрачно возразил Бранд. – Можно перебить десант, но чем атаковать корабль?

– Катер с добровольцем и ядерным зарядом. Добровольцы есть.

– Никаких шансов.

Нервным движением Стах стер пот со лба.

– Крохотный шанс все же есть. Микроскопический. И почти все за то, чтобы попытаться.

– Ты тоже? – в упор спросил Бранд.

– Мы приняли иное решение, и я его выполняю, хотя и считаю глупым, – ледяным тоном проговорил Стах. – Но любая глупость имеет свой предел, за которым она становится преступлением…

– Ты полагаешь – уже?

– Это вот-вот случится. – Стах поднялся, чтобы уйти. – И тогда помогай тебе Бог, Бранд!

– Постой! – Забыв о том, что собирался остаться невозмутимым, Бранд вскочил, метнулся следом. – Дай нам с Мелани еще пять дней.

– Не обещаю.

– Три дня! Стах, только три дня!

Стах не ответил. Хлопнула дверь.

– Кажется, он говорил всерьез, – нарушила долгое молчание Мелани. – Ираклий! Почему ты его не одернул? Разве уже ничего нельзя сделать?

Кряхтя, старейшина выбрался из кресла. Голова его тряслась.

– Попытаюсь… А вы попытайтесь уложиться в три дня. Потом… потом я ничего не обещаю. Вот так вот…