– Если проболтаюсь, ты меня убьешь, – легко согласился Гусев. Ему было все равно, какую сделку задумал отставной контрразведчик. Но послушать… Просто занятно. Никогда еще Гусеву не предлагали предать Родину в обмен на жизнь. И закладывать инструктора он не собирался. Какой смысл?
– Нет, дорогой мой, – сказал инструктор ласково. – Я тебя застрелю, если только почувствую, что ты в принципе можешь проболтаться. Малейшее подозрение – и конец беседе.
– А психотропный допрос? – улыбнулся в ответ Гусев. – Сам знаешь, что бывает, когда один выбраковщик убивает другого.
– Не успеют, я буду уже далеко.
Гусев фыркнул.
– Ну и ладно, – сказал он. – Кстати, стволы мои у тебя?
– Угу. Потом заберешь.
– Тогда рассказывай.
Инструктор снова поиграл автоматом.
– Для начала статус политбеженца. Деньги, жилье, охрана. Потом, если захочешь – новые документы, новое лицо, все, что можно по программе защиты свидетелей.
– И против кого я должен свидетельствовать?
Инструктор бросил нервный взгляд через плечо – наверное, ему что-то померещилось.
– Ты ведь знаешь, кто именно придумал выбраковку, – глухим шепотом произнес он, подаваясь к Гусеву всем телом. – И как эта идея просочилась в Кремль, к нашим дуракам, которые сами даже велосипеда не изобретут. И к каким именно дуракам идея попала в руки, ты тоже знаешь. Кто делал проекты указов – сто второго и сто шестого. Кто толкал эту разработку. Ты же все знаешь, Гусев. Расскажи об этом – и к тебе не будет никаких претензий, тебя еще и героем объявят.
– Кто именно объявит? – спросил Гусев.
– А ты не догадываешься?
– Правительство Соединенных Штатов?
– Я этого не говорил.
– Значит, они хотят иметь надежный компромат против режима Литвинова… Но хватит ли для этого голоса одного человека?
– Ты даже не представляешь, как мало для этого нужно. Только несколько слов правды. Но твоим голосом, Пэ. Ты ведь у нас не просто выбраковщик, а Павел Гусев. Расскажи – и наконец-то вырвешься отсюда. Разве ты этого не хочешь?
– Допустим, хочу. Всегда хотел. А какой твой интерес?
– Мы уйдем вместе. Можем прямо сейчас, можем чуть погодя. Но желательно не позже завтрашнего утра. Понимаешь, они хотели кого-то спешно эвакуировать, и этот коридор готовы отдать нам.
– А без меня, значит, ты им не нужен…
Инструктор сделал каменное лицо, и Гусев понял, что угадал.
– Попробуй выбраться сам, – мягко сказал он. – Спасибо тебе большое, но я отсюда никуда не уеду. Не могу бросить наших в такой кризисный момент.
– Второго шанса не будет, – прошипел инструктор. – Лови удачу, Пэ, не будь дураком. Ты же в Союзе как в клетке. Пусть она у тебя и золотая наверное…
– Ошибаешься. Моя жизнь такое же говно, как у всех прочих.
– Тем более! – оживился инструктор. – У Союза никаких шансов, он скоро загнется, сам отлично понимаешь. Фашистские режимы подолгу не держатся. Но на твой век тут бардака хватит. Давай, хоть остаток дней проживи как свободный человек!
– А я и есть свободный человек, – сказал Гусев твердо, вставая. – Еще раз спасибо за предложение, но мне оно не подходит. Где мои пушки?
Инструктор раздраженно зарычал, но тоже поднялся на ноги.
– Я жду твоего звонка до рассвета. Подумай. Очень надеюсь, что ты примешь умное решение. Какого черта, Гусев! На хрена тебе расплачиваться за чужие грехи?! Кто тебе этот Птицын… Которого ты на самом деле выдумал… Или ты очень любишь старшего Гусева?! Не надо, только мне не ври… Ты же их всех ненавидишь, этих людоедов с Рублевки! Думаешь, никто не догадывается, зачем ты пошел в АСБ?!
– И зачем? – спросил Гусев с интересом.
– Потому что ты мечтал их самих забраковать! – выдал инструктор. – Надеялся, что Агентство действительно поубивает всех сволочей в этой блядской стране! Разве не так?
– Господи! – взмолился Гусев. – До чего же вы мне все надоели! Да ни на что я не надеялся! Мне просто нужно было вернуть старый должок.
– Какой? – жадно поинтересовался инструктор.
– Пушки мои отдай, тогда скажу.
– Да вот они, в ящике…
Гусев покопался в указанном ящике, нашел свое оружие, придирчиво его осмотрел и рассовал по кобурам. «Макаров» он переложил в карман.
Инструктор томился в ожидании. Гусев шагнул к нему вплотную и прошептал в самое ухо:
– А перед собой должок. Ни перед кем больше. Совестливый я очень. Вот так-то…
И ушел, оставив инструктора в расстроенных чувствах.
Глава двадцать шестая
Отношение к памяти Дракулы на родине совсем не такое, как в Западной Европе Не то чтобы его считали национальным героем, но уважение к нему несомненно, и сегодня Влад считается одной из ведущих исторических фигур эпохи национального становления страны.