Выбор жанра

Я не стал ее разочаровывать. А про себя горько усмехнулся. Знала бы она, как живет советский писатель даже при неслыханных на Западе тиражах его книг! При тираже в сто тысяч экземпляров и цене книги в один рубль автор получал около пяти тысяч рублей. Иными словами — пять копеек с рубля. Это служило постоянным источником раздражения у писательской братии. Грабиловка! Я вполне разделял всеобщее возмущение, пока не услышал одну историю.

Главным редактором литературно-драматической редакции ЦТ, с которой я одно время сотрудничал, был Константин Степанович Кузаков. Про него говорили, что он внебрачный сын Сталина. Не знаю, так ли это, но должности он всегда занимал серьезные. Одно время был заместителем председателя госкомитета по кинематографии, по сути замминистра. Особенностью его было то, что он органически не терпел любую спешку. Если его просили быстро прочитать пьесу (без его визы нельзя было начать съемки), он ее не читал. Вообще. Мой приятель, завредакцией Борис Ткаченко, прибегал к такой тактике. Входил в кабинет Кузакова с пьесой и начинал разговор о посторонних вещах. При этом вертел в руках рукопись, клал на стол, снова брал. Когда КС, как называли его в литдраме, спрашивал, что это у него, отмахивался: «Да так, ничего особенного». «А все-таки?» «Да пустяки». Кузаков наконец не выдерживал: «Дайте!» Выйдя из кабинета, Борис облегченно говорил: «Теперь прочитает».

Был Кузаков человеком закрытым, но иногда, под настроение, пускался в воспоминания. И вот какую историю однажды он рассказал. Для чего-то понадобились деньги, не заложенные в бюджет, сколько-то миллионов, допустим 100. Косыгин собрал представителей разных ведомств, поставил перед ними вопрос: как заработать эти деньги. Все предлагали свои варианты, а комитет по печати предложил: у нас есть свободные типографские мощности, дайте нам столько-то тонн бумаги, мы издадим книги и продадим. Через какое-то время на втором совещании у Косыгина оценивались все варианты. Экспертная оценка предложения госкомпечати была такой: если всю бумагу, которую вы просите, просто разрезать и продать, то выручка будет не 100 миллионов, а 300.

Вот я и думаю: кто же кого грабил? Издательство автора, автор государство или государство себя? Так до сих пор и не понял, эта маленькая загадка безвозвратно канула в Лету вместе с советской Атлантидой.

Опережая события, скажу, что с немецким изданием мемуаров Грабина ничего не вышло. «Беккер и сын» не дали о себе знать ни через три месяца, ни через четыре. Я понял, что нужно возобновлять личные контакты. Снова обращаться к Людмиле было неудобно, через поляков я купил приглашения в Западный Берлин, рассудив, что добраться оттуда до Франкфурта не составит труда. Как и в прошлый раз, на все свое семейство. Исхлопотал выездные визы, поменял валюту по тому же официальному курсу. Но когда отстоял многодневные очереди в германское посольство, выяснилось, что мои приглашения недействительны, так как произошло объединение Германии, и Западного Берлина больше нет. Очень я разозлился. Вечно политика вмешивается в мою жизнь. Еще в институте я пригласил к себе на лето двух венгерских студентов с условием, что следующим летом поеду к ним в Будапешт. И поехал бы, если бы следующее лето не пришлось на 1956 год. Через несколько лет с огромным трудом пробил командировку на китобойную флотилию «Слава», чтобы написать об испытании новых глубоководных аппаратов. И уже предвкушал, как прилечу в Бомбей, куда зайдут китобои. Это был 1962 год, карибский кризис. «Слава» проплыла мимо морды, как Азорские острова. Но на этот раз мои хлопоты все же не пропали даром. Халявная валюта осталась у меня, и очень помогла пережить самый трудный 92-й год.

Между тем три тысячи марок будоражили мое воображение. На улицах Франкфурта мне на глаза то и дело попадались подержанные «фольгсвагены», «ауди» и «БМВ», припаркованные у тротуаров. Объявления на лобовых стеклах гласили, что машины продаются. Цены — от тысячи до четырех тысяч марок, в зависимости от года выпуска и состояния. Людмила объяснила: старые машины нет смысла отдавать дилерам, им нужно платить, поэтому оставляют на улицах. Купят — хорошо, не купят — отвезут на свалку. Машины на свалку? Это не укладывалось в сознание.

— А «мерседесы» бывают?

— Бывают и «мерседесы».

На следующее утро она принесла пухлую газету «Zweite Hand», и я занялся изучением объявлений. Подходящий вариант нашелся быстро: «Мерседец-Бенц» 280 SL со 123-м кузовом, шестицилидровый, с автоматической коробкой передач. Год выпуска 1975-й, пробег 600 000 км., цена 2600 марок. Год выпуска меня не смутил, моя «шестерка» верно служила мне десять лет, и ничего. Смутила цена. Отдать 2600 значило остаться почти без денег. Людмила заметила: можно поторговаться. Это решило дело. Созвонились с хозяином, вечером поехали смотреть машину. Вечером потому, что днем хозяин был на работе.