Выбор сердца

— Поздно советовать. Нужно было чаще домой приезжать. А этот вопрос уже решен! Это единственно возможное решение. Об Антоне я даже думать не могу после всего того, что он сказал.

— И что же он сказал? — ледяным голосом спросил Форс.

— Много чего… Но главное не это, а то, что он не хочет ребенка.

— У меня захочет, — сказал отец совершенно спокойно. — Я им займусь. Сейчас только по делу заеду…

Форс уехал.

А Света подумала, что если отец будет смотреть на Антона такими же глазами, как сейчас, то тот, может быть, действительно захочет…

* * *

Рука и Леха все ближе. Тихонечко, чтоб ни один камешек со скалы не сорвался, Васька стал подниматься на ее верхушку. А Рыч все ест и ест. И не думает прятаться в свою пещеру. Если он сейчас посмотрит в эту сторону — Васька пропал.

Мальчика пронзил страх — разошелся ледяной волной. От сердца — в две противоположные стороны: в голову и в ноги. Только поздно бояться — остается только ждать. И быть осторожным, стараясь слиться воедино с этим камнем. Рука и Леха обошли его и пошли дальше по тропинке не таясь, треща сухими ветками (им-то бояться нечего).

Вася начал потихоньку сползать с верхушки скалы на прежнее место. От недвижимого напряжения и тревожного ожидания мышцы свело. Приходилось прилагать особое усилие, чтобы двигаться.

И уже почти спустившись с верхушки, Вася увидел, что Рыч поворачивает голову в его сторону. Если спускаться так же неторопливо, как и раньше, Рыч успеет его заметить. Васька торопливо спрыгнул. Приземлился мягко, неслышно на густой мох. Но порадоваться этому не успел — ногу пронзила резкая боль, подвернул стопу! Ужасно хотелось крикнуть. Вася давно подметил, что боль всегда выходит с криком (а у взрослых мужиков — еще и с матом). Но нельзя — нужно терпеть, Рыч услышит. А детский крик — это детский крик, его на мышиную возню не спишешь. Вася закрыл рот рукой, поднял больную ножку, чтоб не ступать на нее, и замер в такой странной позе. Послышался треск сухих веток.

Рыч шел сюда, к камню, за которым он прятался!

* * *

— Значит, я во всем виноват.

— Да, Макс. Ты! Чего ты под ногами путаешься? Чего? Со своей цыганкой разбираешься — и разбирайся. К нам не лезь! Это моя баба. Была! Если бы ты не бросился к Светке со своими утешениями, мы бы давно уже с ней помирились.

Черт возьми, а ведь он в чем-то прав.

— Опять молчишь! Вот видишь, даже возразить нечего, потому что моя правда.

Да нет, ерунда. Ничего он не прав — просто перекрутил все. Он в этом деле большой мастер.

— Молчу, Антон, молчу. Потому что ты удивительный человек. Ты все умеешь так перевернуть. Высший класс просто! Любая твоя подлость оказывается доблестью.

— Ладно, все, забыли, я больше не хочу думать о Светке. Так что забирай ее вместе с ребенком. Мне так спокойнее будет.

Антон хлебнул пиво. И, наверно, от этого опять возбудился.

— Единственное, что меня смущает, так это что у тебя нет своей квартиры. Не ютиться же моему ребенку в гостиничном номере… Но ничего, ничего: сначала поживете у Светки. А потом — заработаешь на новую квартиру.

Максим попивал пиво, не глядя на собеседника.

— А заработаешь ты оч-ч-чень быстро. Я в этом не сомневаюсь. Ни минуты. Потому что в работе ты используешь методы, ну… не совсем честные. Я бы даже сказал, грязные методы используешь…

— Антон, я тебя умоляю, пиво допили — и разошлись по-быстрому. Ну надоело, мочи нет, твой бред слушать. Серьезно.

— А мне надоело, что ты все время встаешь у меня на пути и отбираешь то, что принадлежит мне по праву.

— Это ты сейчас о чем говоришь?

— О том, что ты влез в мой проект и за моей спиной что-то моему отцу нашептываешь.

— Ничего я не нашептываю. Он со мной советуется — я вношу предложения. И все.

— Вот теперь ты больше не будешь вносить свои дурацкие предложения по моему проекту.

— Почему?

— Потому что я над ним буду днем и ночью сидеть, но вылижу так, что отец не придерется.

— Да ради Бога. Я, признаться, устал бодаться с тобой из-за этой ерунды. Все, прощай.

* * *

В позе шаолиньского монаха Вася простоял долго, боясь шелохнуться. Но Рыч, к счастью, не стал заходить за камень. Было слышно, как он идет обратно, к своей пещере.

А потом и вовсе стало тихо.

Васька ступил больной ножкой на землю. Больно, конечно, но идти можно. Сделал несколько шагов, потом еще несколько, потом побежал. Болело сильно. Только страх и напряжение от пережитой опасности оказались еще сильнее.

На автостоянке нашлись добрые люди — увидели цыганенка с больной ногой и взяли его, чтобы по дороге подбросить в Зубчановку, к дому цыганского барона.

Васька никого не слушал, от всех уворачивался и, как на крыльях, влетел в кабинет Зарецкого:

— Баро! Баро! Я нашел его! Короче, он в пещере над Волгой! Возле вертолетной площадки.

— Кого ты нашел? — серьезно, по-взрослому, спросил Баро.

Василий даже немного обиделся на вопрос:

— Аты-тосам кого ищешь? Я лично Рыча нашел.

— Васька, ты уверен, что это был Рыч?

— Конечно. Я хорошо его рассмотрел.

— Значит, где, ты говоришь, он прячется?

— В пещере возле вертолетки.

— В той, что сейчас под железными воротами?

— Нет, там, оказывается, другая есть. Я о ней даже не знал.