— О чем мы разговаривали — это не твое дело! — сказала Рубина довольно-таки резко, но потом смягчилась. — Одно могу тебе сказать. Нас с Тамарой связывает давняя история, очень-очень давняя…
— Какая?
— Ну вот, опять двадцать пять. Говорю же — не могу тебе рассказать. Я поклялась, что унесу эту тайну с собой в могилу.
Олеся с испугом посмотрела на Рубину. Та ее поспешила успокоить:
— Да ты так уж не пугайся. Хотя… Хочу тебя предупредить, будь осторожней с Тамарой. Она — несчастный человек, потому что очень-очень плохой. И еще… от нее всего можно ожидать, всего…
— Ну что она может мне сделать? Я свою работу выполняю…
— Я же говорю, все может сделать. Подставить, оболгать, отравить… Если ты ей чем-нибудь помешаешь, ее ничто не остановит.
Олеся насторожилась. Конечно, хозяйку она не оченьто любила. И это чувство было совершенно искренним и полностью взаимным. Но ожидать, что Тамара может отравить?.. Нет, наверно, это уже слишком.
— Рубина, а ты… Не обижайся только. Но ты не преувеличиваешь?
Старая цыганка грустно улыбнулась. ~ Думаешь, старуха совсем из ума выжила. Каких-то бесов вокруг видит…
— Нет, Рубина, что ты, я так не думаю…
— Думаешь… Только самой себе признаться в том не хочешь. Нет, не совсем я еще из ума выжила. Помнишь, когда мы были в тюрьме, мне пирожки передали?
— Да, конечно. Они были отравлены.
— Кажется мне, что это ее работа.
— Что?! Она?! Не может быть. Неужели Тамара способна на убийство?
— Говорю же тебе: она способна на все… Когда я в последний раз к ней приходила, Тамара сильно на меня обозлилась. К тому же она еще вина выпила. И сгоряча сказала одну фразу.
— Какую? — неслышно спросила Олеся.
- “Радуйся, что жива осталась”. Я тогда сразу вспомнила, что пирожки мне в камеру передавала женщина. Причем ее возраста, как мне потом сказали.
Олеся и хотела бы что-то сказать, да не могла.
Вот это попала.
Из тюрьмы да в логово к отравительнице!
Глава 25
Баро ходил по дому мрачный — дальше некуда. С женой не разговаривал, да что там — даже не смотрел на нее. Земфира не могла понять, что происходит. Что не так? Может, она что неправильно сделала? Но от любых вопросов Баро отмахивался и снова черной тучей ходил по дому.
Ей бы успокоиться, сделать так, как мамки да бабки учили. Отойди в сторону, своими делами займись.
У мужчины какие-то свои проблемы. На то он и мужчина, чтоб самому их решать. Так нет, уж очень любовь, прочно засевшая в сердце, дергала: “Пойди! Помоги Баро! Не видишь, что ли, как он мучается?” И подошла ведь, в очередной раз подошла…
— Рамир… Ну что с тобой? Почему ты в таком плохом настроении?
— Это мои проблемы, — со злостью ответил супруг.
Ну что делать? Отойти, смолчать?.. Нет, не получается. И Земфира вновь заговорила, с материнской мягкой строгостью:
— Нет, Рамир. Нет, мой хороший… У нас теперь общие проблемы. Муж да жена — одна сатана.
Баро тоже не знал, что делать. И грубить не хочется. И отвечать, рассказывать, как есть, нельзя…
Почувствовав какой-то слом в его настроении, Земфира продолжила:
— Ты что, считаешь, что я только радость должна с тобой делить? А горе ты будешь переживать сам? Но я так не хочу. И не смогу. Если бы помоложе была, наверно, смогла бы. Очень уж много самой пережито, чтобы видеть, как ты мучаешься. И терпеть. Мы — одна семья. Между нами не должно быть секретов.
Сказано это было так тепло, так искренне, что на сердце у Баро сразу просветлело.
— Да, Земфира. Наверно, ты права. Просто за столько лет я привык все решать сам. И сейчас тоже…
— Ты что, мне не доверяешь?
— Да не в этом дело.
Земфира выжидающе смотрела на Баро. Цыганский взгляд — до самых костей пробирает. И не отвернешься от него, не спрячешься.
— Священное золото… — с трудом выговорил Баро, и тут же пожалел, что начал, но все же договорил: — Его украли.
— Что?
Олеся мигом вспомнила это ощущение. Липкий, противный страх, заползающий в душу.
Маленькие мышки, помершие от пирожков. И простая мысль: “Я сейчас могла быть на их месте. Вот так лежала бы лапками кверху. А на меня смотрели бы: “Что с ней? Наверно, съела что-то не то…””
До Олесиного сознания дошел, пробился голос Рубины:
— …Вот именно поэтому ты должна побыстрее уйти из этого дома.
— Не могу.
— Из-за ее мужа? Олеся вспыхнула:
— А почему ты решила, что я неравнодушна к Николаю Андреевичу?
— Я же гадалка, не забывай. Цыганка все знает, цыганка все видит…
Девушка сконфузилась. А Рубина улыбнулась:
— Это я уже немножко переигрываю. Если честно, не нужно быть великой гадалкой, чтобы понять, что тебе очень-очень нравится этот мужчина.
— Да почему?
— Когда ты о нем говоришь, или даже просто упоминаешь, вся светишься…
— Правда?
Рубина кивнула головой.
— Да. Вот и Тамара это сразу заметила… Он мне очень… очень нравится. Но я не хочу разрушать их семью. Скажи, что мне делать, Рубина? Понимаешь! Я не могу! Я не хочу влюбляться в Астахова!
— Ой, девочка моя. Да ты не просто влюблена, ты живешь только этим мужчиной. Все мысли твои заняты им.
— Это правда. Но что мне делать? Ведь я ему не нужна. Он — хозяин, а я — горничная.