Выбор

"Яко змей хочешь излить яд на искренних. Но чем ты лучше мирских? Воистину ничем". Развратником истины называл. Про Нила: "Ты, Иосифе, оболгаешь его по страсти яко человеконенавистник!" И наконец: "И сия заповеди презрел еси, Иосифе, гневаясь на нас за истину Божию и закон... Ох, что будет тебе, Иосифе, пред Христом в день судный и с твоими учениками!"

Это про великого-то владыку столь несправедливые поносные слова! Дениса аж трясло от возмущения, и он, конечно, ненавидел написавшего их.

И конечно же, делился со многими тем, что узнавал об игумене, прежде всего, естественно, своими искренними восторгами и благоговением.

* * *

И в конце концов его позвали к Иосифу, и он немало удивился, сколь просторен и наряден был покой в его доме, в котором тот сидел. Стены обиты тисненой зеленой кожей, потолок холщовый, лавки под малиновым сукном, оконницы в синем бархате, в переднем углу иконы в сканых серебряных, золоченых окладах, в драгоценных каменьях, три серебряные цветные лампады, на столе серебряный и медные подсвечники, кресло под владыкой резное, дубовое, с кожей коричневой в сиденье и под локтями.

- Почто много обо мне пытаешь и глаголешь? - был первый вопрос.

- Интерес обуял великий. Ты ж, отче, живой святой!

И грохнулся на колени, подполз и поцеловал полу его рясы над синим сафьяновым сапогом.

Тот, раздраженно кривясь, замахал рукой, чтоб немедленно поднялся.

- Бессовестно льстишь и лжешь!

- Я?! - совершенно искренне удивился Денис. - Ты ж любую лжу насквозь видишь - есть она во мне?

И уставился не мигая в когда-то синие, а теперь сильно поблекшие, мрачноватые старческие глаза своими распахнутыми темно-серыми ясными-ясными, - и, кажется, они поуспокоили Иосифа.

- Сильно хочешь мне понравиться?

- Хочу! - опять совершенно искренне сказал Денис.

- Чтобы я тебя приблизил и отличил?

- Да.

- А дале? Дале что замыслил?

- Ничего. Токмо служить тебе и Господу. Прости, отче, Господи на второе место поставил. Конечно, токмо Господу и тебе - иных помыслов не имею.

Владыка задумчиво помолчал, не спуская с него тяжелых глаз - продолжал изучать.

- Лжа... хитрость... Бывает, сразу и не разберешь... Хитрить-то хитришь?

- Не-е.

- Ну уж!

- Не.

- Зря. Без хитрости нельзя. Бог тоже многое делал прехитрением и коварством - ведаешь ли?

Денис было удивился, услышав это, но тут же вспомнил, что уже ведь читал это где-то у Иосифа, и, наморщив лоб, медленно проговорил:

- Нечего пытать, что Бог от нас скрыл. Человеку нельзя и не должно размышлять о тайнах Божиих.

Старик впервые чуть посветлел.

- Много меня прочел?

- Сколь смог.

- И на память не жалуешься?

- Нет. Хочешь, спробуй, сколь помню.

Помотал головой: и так, мол, верю.

- А какие одолевают искушения?

Денис честно рассказал о терзавших его искушениях, спасаясь от которых и оказался в его монастыре, и как благодаря его правилам ныне победил в себе бесов окончательно, за что не знает как и благодарить-то. И опять было рванулся грохнуться на колени, но игумен упредил - остановил его властным жестом руки. И молча благословил.

* * *

Через восемь дней, накануне Сретенья, намного раньше обычного для послушников срока, над ним свершили обряд пострижения.

Он громко, так, что по храму катилось гулкое эхо, отвечал на вопросы, по своей ли воле, а не по какому-либо принуждению принимает сей образ.

Выходил босой, в одном исподнем, с непокрытой головой на волю, на жесткий, колючий, жгучий снег, в жгучую, колючую поземку, и хотя закоченел до последней степени и губы его толстые уже еле шевелились, но свершил там все нужные поклоны и нашептал все молитвы.

Выстригал ему волосы на темени, посвящал, благословлял и нарекал новым иноческим именем Даниил сам владыка.

Затем облачился во все монашеское и целовался с владыкой и подряд со всей братией, которая следом дивно, так, что сладко сжималось сердце, пела, славила, благодарила Господа, только что обретшего еще одного своего воина.

Через четыре месяца, на Федосью майскую, поставлен был в книжную палату учеником-подручным Луки Малого, делавшего все киноварные и золотые буквицы, цветные заставки и узоры, а уже через полгода вместе со своим учителем и старцами Нилом Полевым и Фаттеем переписывал на заказ для князей Прозоровских сочинения Иосифа: "Исчисления в хронологическом порядке еврейских, персидских царей, римских епископов, митрополитов Киевских и всея Руси" и "Сказание о святых Русской земли".

И опять Даниил поражался и восхищался, сколько успел сделать за свою жизнь его кумир; ведь были еще сочинения о Симоновом монастыре, строителе Варфоломее, иконописце Иване Златом, о монастыре Саввы Тверского, о Савватеевой пустыни, об Андрониковой обители, о Макарии Калязинском и Пафнутии Боровском.