Выбираю таран

Он не хотел верить, что Катя погибла. Через день ей должно было исполниться 25 лет.

…Они поженились месяц назад, в августе. Павел уговорил. Идет война, неизвестно, насколько затянется, они должны быть вместе.

Впервые Павел обратил внимание на Катю в харьковском Доме офицеров. Даже не узнал вначале: стройная девушка в белом платье и светлых туфельках грациозно кружилась в вальсе, улыбаясь чему-то радостно и ликующе. Она ли? Павел привык к ее обычному наряду — гимнастерка, бриджи, сапоги, пилотка. А тут — сама грация, сама женственность, и эта радостная улыбка!

Он подошел к ней, так оробев, что долго не знал, что сказать. И наверное, это неловкое молчание и заставило Катю заметить его среди уверенных и быстрых на слово ухажеров. Они стали тайком встречаться — ходили в кино, театр, на концерты.

Вскоре Павел попросил Катю стать его женой.

Но Катя считала, что ей, единственной в полку женщине, неудобно стать замужней дамой. Даже когда поняла, что беременна, утягивалась потуже, чтобы не замечали однополчане изменившейся фигуры, и продолжала летать.

«Перед войной Катя преждевременно родила двойню — сыновей, — рассказывает сестра летчицы Любовь Ивановна Лагода. — Один родился мертвым, другой прожил двенадцать часов. Очень она убивалась… Сохранилось ее письмо с фронта от 6 июля 1941 года: «Я летаю с портретом маленького кучерявого Валентина и с волосиками своего сыночка. Это все у меня в медальоне…»

Валентин — это сын второй нашей сестры, Сони. А волосики — сыночка Кати и Павла».

В мае 1941 года Павла направили на учебу в Москву, в Военно-воздушную академию имени Н. Е. Жуковского.

— Давай, наконец, распишемся, — приступал он к Кате.

— Меня тоже обещают направить в Жуковку через год. Там, в Москве, и распишемся, — отговаривалась она.

Но 22 июня 1941 года смешало все планы.

«Паша, мой любый! Сегодня лечу на фронт, пожелай мне удачи. Я знаю, Паша, что война будет для меня суровым испытанием, но я уверена в себе — вынесу, переборю любые трудности. Я их никогда не боялась и не боюсь.

Мое поступление в академию, сам понимаешь, придется пока отложить до времени, пока полностью разобьем врага.

Твоя Катюша».

Павел с этим письмом в руке пошел проситься назад, в полк, и, прибыв туда, твердо сказал, что надо сыграть свадьбу. Пусть все знают, что они муж и жена. Уговорил. После боевых вылетов собрались летчики 4-й и 5-й эскадрилий в большой палатке, накрыли стол.

Было много тостов за жениха и невесту, за мир и лад в семье, за любовь…

Нет, не мог Павел поверить, что Кати больше нет, никогда не будет… Он расспрашивал наблюдателей из батальонов аэродромного обслуживания, не видели ли того боя 12 сентября, но тот, что мог видеть, перебазировался на другой участок фронта.

Он писал запросы в госпитали Харькова и Москвы: разнесся слух, что кто-то видел тяжело раненную девушку-летчицу в санитарном поезде, уходящем в Харьков. Но ведь в боевых авиачастях Катя была тогда одна-единственная! Однополчане, сочувствуя товарищу, тоже везде расспрашивали о Кате, и кто-то сказал, что женщину-летчицу эвакуировали на Урал вместе с госпиталем. Павел написал на Урал и ждал ответа. Шли бои, и Павел не просто сражался — он мстил за Катю.

Погиб он по трагической нелепости — попал под винт рулящего самолета. Это было в 1943 году, в командировке на Урале, где он получал новые самолеты для полка и где рухнула его последняя надежда после известия: «Зеленко Е. И. в уральские госпитали не поступала…»

Шло время, но, несмотря на ожесточенные бои и частые перебазировки, в полку помнили о Кате. Еще в ноябре 1941 года полк представил старшего лейтенанта Зеленко к званию Героя Советского Союза — за 40 успешных боевых вылетов, за 12 воздушных боев, за уничтоженную вражескую технику и еще за то, что в день 12 сентября 1941 года, оставшись одна против семи «мессеров», не вышла из боя, не дрогнула. Екатерину Зеленко наградили орденом Ленина посмертно.

Это была ее вторая награда. Первую — орден Красного Знамени она получила за участие в войне с белофиннами, где она, единственная девушка-летчица, наравне с мужчинами вела бомбардировки, летала на разведку, и, как свидетельствуют документы, «разведывательные данные, доставляемые Зеленко, всегда отличались точностью не только в пределах срока и объема задания, но и дополнялись ценными сведениями, добываемыми разумной инициативой».

В дни финской кампании ее впервые увидел комиссар А. Г. Рытов, позже генерал-полковник авиации, и оставил такой рассказ:

«Однажды я приехал в полк, располагавшийся на озерном аэродроме. На берегу стояло несколько домиков, в которых жили летчики. Захожу в один из них. На полу ни соринки, на окнах марлевые занавески, стол накрыт скатертью и даже еловая веточка с шишками в банке красуется.

— Вот это порядок! — похвалил я летчиков. — Молодцы! Кто же у вас такой уют создает?

Летчики стоят, многозначительно улыбаются. Потом один из них с гордостью говорит:

— Беспорядка не терпит наша хозяйка.

— Какая такая хозяйка?

— А самая настоящая. Вот за этой занавеской.

И летчик показал рукой на ситцевый полог, висевший на телефонном проводе.