Выбирая судьбу

В воскресенье я отправилась домой. Меня выпустили на свободу вместе с полудюжиной юных мамочек, у которых сияли глаза, а на руках покоились младенцы, завернутые в одеяльца нежных расцветок. Пэг приехала на машине, чтобы забрать меня, и я выхватила у медсестры свой маленький саквояж, забралась в машину и воскликнула:

— Давай, Пэг, уберемся из этого ада скорее!

Она дала полный газ, и мы умчались. На Сакраменто-стрит.

Дома царил идеальный порядок. Энергичная женщина, моя Пэг Ричардс, постаралась. В дверях меня ждала дочь с букетиком цветов, которые она нарвала в саду. Как же хорошо снова находиться вместе с ней! Меня грызло чувство вины, потому что я мало думала о дочери, пока лежала в клинике. Я о ней почти забыла! Почти перестала ее любить! Но теперь я снова была со своей дорогой Сэм…

Пэг уложила меня в постель и принесла чашку чаю. А я почувствовала себя пусть и больной, но королевой. Мне абсолютно ничего не нужно было делать. Только лежать и принимать заботы окружающих.

Я была еще очень слаба, и хорошо, что Пэг взяла на себя все контакты с внешним миром. После моего возвращения домой телефон звонил дважды. В первый раз это была миссис Мэтьюс, вторым звонившим был Гордон. Пэг бросала на меня вопросительные взгляды, а я качала головой. Не сейчас. Все и так всё знали. Мне нечего было добавить. Миссис Мэтьюс заверила бы меня, что ей очень жаль, а я и без того горевала и чувствовала себя соответственно — зачем же огорчать пожилую даму еще больше? Гордон начал бы уговаривать меня разрешить ему приехать в Сан-Франциско. Или чтобы я вернулась в Нью-Йорк. Зачем мне это выслушивать? Ведь я выбрала джинсы и ромашки… и они были дороги мне, как прежде. Нью-Йорк, журнал и прочее — я не желала ничего слышать. Что бы ни случилось, все это осталось позади.

Я просмотрела почту и увидела, что Гордон прислал фотографию, где мы втроем стоим на фоне красного «роллс-ройса». Едва взглянув на фотографию, я бросила ее на прикроватный столик. Пэг молча наблюдала за мной.

— Пэг, это было сто лет назад.

Она кивнула и сунула фотографию обратно в конверт.

Единственное доброе дело, которое сделала мне клиника, так это отсрочка. Я хотя бы ненадолго ушла от жестокой реальности, так внезапно разрушившей мою жизнь. Мне не пришлось бродить по дому, трогать вещи, смотреть на них и вспоминать. Не сразу. А теперь мне нужно было отлежаться.

Пролетели еще несколько дней, и в среду Пэг уехала, после бурных объятий, прощаний и благодарностей. Она обещала звонить и писать. Сказала даже, что весной выберется на недельку в гости. Том Барди повез ее в аэропорт, и я задумалась — похоже, тут кроется нечто большее, нежели простое желание мне помочь. За те полторы недели, что Том и Пэг провели вместе, между ними установилась связь наподобие той, что порой наблюдаешь во время морского путешествия. Пришельцы из разных миров, они оказались вместе. Только это не увеселительный круиз; они вынуждены бороться с тяжелыми обстоятельствами, когда одна беда следует за другой. Пэг с Томом бросили мне спасательный круг и ухватились за него сами. Вероятно, позднее, вернувшись из путешествия, они осознают, что ничто их больше не связывает. Потом, когда встретятся снова… если встретятся… Перед отъездом Пэг не сказала ни слова; так что я могла лишь догадываться.

Том принадлежал миру Криса и напоминал его своей прямотой и неприязнью к условностям. Но был проще, чем Крис, добрее, без этой безжалостной честности. Кстати, и без особой искры тоже, если на то пошло. Однако я подозревала, что именно поэтому с Томом было бы проще жить. А еще он не был мастер говорить, и я заметила — до того, как Пэг уехала, — что он смотрел на нее с неким благоговением. Впрочем, над этим мне еще предстояло поразмыслить.

К этому времени я обзавелась новой няней. Потянулись день за днем. Ко мне возвращались силы, а душевная боль, напротив, успела притупиться. И, как я обещала Сэм, Крис всегда был с нами. Мы говорили о нем, и его лицо, возникая в памяти, озаряло мои дни, и во сне я слышала голос Криса. Наверное, поэтому я много спала. Легкий способ сбежать от мира; во сне со мной всегда находился Крис. Он ждал, пока я не засну, чтобы протянуть руку и потянуть на свою сторону… прочь от опустевшего дома… и от жестокой реальности.

ГЛАВА 40

В марте из письма Джона Темплтона я узнала, что Джули Уэйнтрауб, пролежав в коме почти три недели, скончалась, так и не придя в сознание. И это было милосердием небес, поскольку ее последние ясные дни были исполнены мучительной боли. Для меня это стало завершением целого этапа собственной жизни: Крис, ребенок, Джули. Все ушли! Моя жизнь начала заполняться призраками. Почти все дни я сидела дома, немного рисовала, занималась Самантой и наблюдала, как течет время. Я отчасти набрала потерянный вес, а долгие прогулки с дочерью вернули мне здоровый вид.