Выбирай своих врагов

— Никаких шансов. — Сказал я вслух. Болтеры на вражеских аэромобилях были тяжелы, да и установлены явно не на мануфакторуме — должно быть, это замедляло моих преследователей не меньше чем меня — усиленная броня, но враги умели водить такие машины, я — нет, а слепая удача не может подолгу тягаться с мастерством. Должно быть, чтобы лишний раз подтвердить эту мысль, в аэромобиль угодил новый болт — машину тряхнуло, а на приборной панели загорелся красный предупреждающий символ, точный смысл которого от меня ускользнул, а вот общий посыл был кристально ясен. Я сжал штурвал и попытался повернуть, но обнаружил, что мой маленький аэромобиль стал куда менее послушен, чем раньше.

Один из задних винтов был повреждён. Это делало меня легкой мишенью, так что бешено рванул штурвал, но оба врага висели у меня на шести часах[106] как приклеенные и выбирали миг для последнего выстрела.

Очень иронично, что сделать этого им не удалось. Если бы они просто принялись палить в белый свет, рассчитывая, что из двух очередей хоть один болт да угодит в цель, они бы точно попали и спустили бы меня с небес на землю. Но они потратили несколько бесценных секунд на прицеливание[107]. Так что, думаю, я был удивлён не меньше моих врагов, когда ведущий аэромобиль разнесло на части прямо в воздухе целым шквалом эльдарских сюрикенов.

— Я нашёл пропавших эльдаров. — Воксировал я Кастин, хотя, пожалуй, точнее было бы сказать, что это они нашли меня. Тройка тяжёлых реактивных мотоциклов с пилотами в закрытых кабинах и стрелками, которые вертелись за своими орудиями открытыми всем ветрам — что показалось мне чертовски неудобным — поднялись из тумана, паля изо всех пушек, что у них были.

— Тут звено из трёх «Гадюк». Выглядят недружелюбно. — Как и эльдары, которых я повстречал на Дречии, эти были одеты в зелёное с пурпурными узорами — такое сочетание заставило меня вспомнить плотоядные растения Миктарша[108], а это не очень приятная ассоциация. Оставшийся аэромобиль заложил бешеный вираж и попытался скрыться в маслянистых облаках, но это было безнадёжно — эльдары понеслись за ним с точностью и изяществом танцоров. У пилотской кабины негодяя разорвалась крак-боеголовка, сорвав с аэромобиля крышу и труп лётчика закрутило в пустоте. Миг спустя всё, что осталось от корпуса, изрешетил град сюрикенов.

Затем все три эльдарских машины плавно развернулись и принялись спиралью подниматься ввысь, решив взяться за другую добычу. Я испытал внезапную слабость, осознав, что мой неуклюжий аэромобиль находится прямо в центре кругов, что описывают ксеносы. Я направил машину вверх, оттягивая неизбежное и сознавая, что всеми увёртками всего лишь добыл себе несколько секунд, но даже это лучше, чем ничего. К моему удивлению, эльдары не стреляли, но я не тешил себя надежной на то, что это продлится долго — если честно, я даже удивился, почему меня до сих пор не прикончили.

— Они здесь, внутри. — Передал я Кастин. — Да защитит вас Император. — Вас может удивить такое неожиданно преисполненное набожности выражение, которое я избрал в качестве собственных последних слов (кроме вероятного, «ой, бл…», что я скажу по пути вниз), но от человека с репутацией вроде моей ожидают такого, так что я решил порадовать потомков. Впрочем, где–то в глубине души я всё ещё лихорадочно думал, что делать, отказываясь отбросить надежду до того самого мига, в который я шлёпнусь о землю, что неудивительно, учитывая то, сколько мне удавалось разминуться со смертью на пару миллиметров. Я столько обманывал Жнеца, просто отказываясь признать неизбежное, что не видел причин не попробовать ещё раз. Если каким–то чудом я выживу и сейчас, моей репутации среди солдат точно не повредит то, что мои последние (пусть и оказавшиеся не последними) мысли были о них, и что я молился об их благополучии, а не о своём собственном (не стоит и упоминать о том, что на Императора, если мне предстоит личная встреча с ним, это тоже может произвести хорошее впечатление[109]).

Я посмотрел влево, где за мной следовала одна из «Гадюк», чьё орудие было направлено в мою сторону. Вторая машина пристроилась точно надо мной, а третья — сзади и снизу. Повторить трюк с резким снижением явно не выйдет — если я отрублю винты, то упаду и окажусь прямо на линии огня этой «Гадюки». Если попытаюсь взлететь выше, меня достанет тот, что парит сверху, а стоит рвануть направо, как я окажусь лёгкой мишенью для того, что поджидает слева. Меня обложили со всех сторон.

Если только я не ломанусь налево и не протараню «Гадюку», что поджидает там. Конечно, это почти самоубийство, но «почти» не значит «совершенно точно», а оставаться там, где я был, мне не хотелось. Я знал, что в таких обстоятельствах всегда лучше опережать инстинкт самосохранения, чем спорить с собственным подсознанием, так что покрепче сжал штурвал и бросил взгляд на «Гадюку», прежде чем как следует врезаться в неё.