Выбираемые обстоятельства (СИ)

  Можно даже заставить всех говорить, что думают одинаково, но думать каждый будет о своём и по-своему.

  Воронин вернулся на место. Пока он был по эту сторону стола и на стуле, а не напротив на табурете. В выбранных, так сказать, "обстоятельствах".

  В конце второй пятилетки развития народного хозяйства время на обыски и сбор доказательной базы против заранее виновных не тратили. Не до того было. Просто забирали человека и всё. Но, тем не менее, дома Воронин ничего подозрительного не держал. Вот в нижнем ящике стола среди ещё нескольких книг, оставшихся от прежних хозяев кабинета, лежал сборник статей В.И. Ленина. Попробуй разберись, когда какой томик здесь оказался. Но в книгу с работами вождя оказались аккуратно вшиты "Окаянные дни" Бунина. Дневниковые записи растерянного интеллигента в восемнадцатом - девятнадцатом годах... Давно прошло всё, а вопросы остались... Жаль полемизировать с автором можно было только заочно, мысленно... через несколько границ.

  Чем знание народа от осознания его бед отличается? Так можно и Семёна из "Ильи Пророка"* за весь народ принять, который дом-Россию сохранил, а дитём неразумным пожертвовал. Цвет и гордость нации? А разумно ли считать себя умней остальных ста пятидесяти миллионов? Да ещё так, что тех вроде как и нет вовсе... "Сливки", да по столицам. Чего ж при такой разумности разрушили всё и разбежались? Что там возле Чёрного моря собралось - "творог"?

  Ничего не отвечал Иван Алексеевич Воронину. Да тот и сам себя вновь и вновь одёргивал: "Нет, модели плохая штука, за ними человека совсем не видно".

  То, что в столовой называлось котлетой "по-киевски", котлетой назвать было нельзя. Кроме формы должно быть ещё и содержание. Да и аппетита не было. Получалось, что не "Дело Љ 249" Пётр Николаевич закрыл, а ещё одну ниточку, связывающую с прошлым, перерезал. Неприятная была "ниточка", а теперь и её нет.

  Подсел молоденький следователь из уголовного отдела. Усталый, а взгляд сверкающий. Вот ему всё ясно. Пока.

  - ЗдорОво! Третью ночь по малинам и притонам, а никакого толку. Представляешь, Саныч, взялся какой-то залётный совработников из евреев грабить. В одно лицо...

  - Один? - Переспросил Воронин, которого в новой России знали под новым именем-отчеством и, соответственно, фамилией.

  - Один, сволочь. Белобрысый и глаза зелёные. Не старый ещё, но и не пацан... Поймаю. Всё равно поймаю!

  Воронин кивнул, поднимаясь из-за стола, вроде как отобедал.

  Не в тёмных закоулках искать зеленоглазого следует. Нет там для него ничего интересного.

  В советских ресторанах и вести себя, и кушать принято было "по-простому", барских привычек не выказывать. Воронин, остановившись в дверях, внимательно осмотрел весь зал. Найдя глазами знакомую фигуру, он одёрнул гимнастёрку, поправил портупею. Хотел было на всякий случай заранее расстегнуть кобуру, но передумал, просто похлопал по ней и направился к дальнему столику у окна.

  - Разрешите?

  - Да. Пожалуйста. - Человек с академической бородкой поднял глаза, моргнул несколько раз, как бы отгоняя видение, потянулся за салфеткой. - Вот вам и "...велика Россия".

  Последние слова он буркнул в накрахмаленную тряпочку, промокнул рот, привстал и представился.

  - Иноков Пётр Петрович. Командирован в ваш город по музейной части.

  - Сенцов Александр Александрович. - Воронин поднял руку, подзывая официантку.

  Капитан, а ныне "командированный" был в простеньких очках, только в оправе, скорее всего, вместо линз простые стёкла. Точнее не простые, а перекалённые с фиолетовой побежалостью. Отчего глаза виделись совершенно непонятного меняющегося цвета.

  - Так что за командировка?

  - В нашем музее есть список с иконы из одного местного монастыря... - покосившись на "шпалы" в малиновых петлицах, Зыбин вернулся к трапезе, - а теперь монастырь закрыли. Вот музею захотелось иметь оригинальный образ.

  Тем временем Воронин сделал заказ, который был исполнен практически мгновенно.

  Когда на них перестали обращать внимание, Зыбин налил водки из своего графинчика Воронину.

  - Про карточный долг я помню... Александр Александрович. Две с лишним тысячи золотыми рублями. Тогда срочно убыли всем дивизионом.

  - Две тысячи триста пятьдесят.

  - Пусть. - Шевельнул бровями Зыбин. - Вот, здесь даже больше.

  Капитан достал портсигар и открыл, как бы угощая, при этом мизинцем указывая на крайнюю папиросу. Воронин взял и достал свою коробку "Казбека" для ответного предложения. Так папироса изрядной стоимости оказалась в коробке, а новые старые знакомые закурили папиросы, купленные в Промторге.

  Неизвестно по каким причинам, но карточный долг у офицеров, и уголовников считается чем-то "святым", не имеющим срока давности.

  - Только вот что любопытно...

  - Что именно?

  - "Именно"! Почему именно евреям столько внимания зеленоглазый "залётный" оказывает?

  - Антисемитизм шьёшь, начальник? - Улыбнулся знакомой улыбкой Зыбин. - Внимание только к излишне состоятельным. В том, что они неким образом оказываются принадлежащими к определённой национальности... никакой вины означенного Вами персонажа нет.

  По соседнему ряду прошла официантка.

  - А что за икону ищете?