— Это непросто, — чмокает меня в макушку, — но я стараюсь. Мы с Игорёхой тогда вообще не поняли, что произошло и где мы оказались, — продолжает рассказывать. — Всё чужое, незнакомое, непонятное. Все вокруг говорили на языке, который мы не понимали. Первые сутки прятались по дворам, искали тихое место, а потом голодный живот заставил выйти к людям. А дальше нас определили в детский дом. Новые имена, новая жизнь, новая реальность. Мы много лет жили с мыслью, что путь в родной мир закрыт для нас навсегда.
— Моя бабушка может вернуть вас домой, — шепчу. — Она предлагала, да?
— Это неважно уже, Том. Я по себе знаю, как хреново оказаться в чужом мире, и не хочу, чтобы ты испытала это. А без тебя мы с Горынычем не вывезем. Сдохнем на хер…
Поступок Лёши дребезжит болью в моём сердце. Получается, Альфа отказался от возможности вернуться домой, от шанса отомстить за родителей, от власти, которая полагается ему по закону, и вообще отказался от всего. Он променял всё на жизнь в чужом мире. В стране, где нет ни стабильности, ни веры в завтра, где почти ничего нет и многие бы душу продали, чтобы свалить куда подальше. Но не я. Лихой знает об этом и делает так, чтобы мне было хорошо.
— Лёш, а Игорь? Ты ведь за него решил, получается, — до меня доходит очевидный факт.
— На то я и Альфа, чтобы решать в стае, — справедливо замечает. — Горыныч раньше не горел желанием вернуться домой, но теперь такие мысли его посещают. Только не от тоски по родине. Он наивно полагает, что таким макаром исключит возможность потерять тебя. На внимание женщины Альфы и Беты мощной стаи ни один самец рассчитывать не станет.
— Это в его стиле, — хмыкаю.
— Приковать тебя к нам не выйдет. Игорь это поймёт. Со временем.
— А вас можно ко мне приковать? — вожу пальчиком по пульсирующей венке на шее зверя. — Я бы не отказалась, — улыбаюсь.
Альфа, похоже, шутку юмора не понимает — он садится и легко, как куколку, устраивает меня на себе. Моё лицо оказывается в тёплом плену огромных лап, жёлто-зелёные глаза волка блестят в полумраке, и столько в них нежности, что у меня дыхание перехватывает. Альфа впервые
— Тома, я люблю тебя, — голос хищника звучит тихо и мягко, а у меня взрывается сердце.
Лихой из тех мужчин, которые говорят такое только одной женщине и лишь раз в жизни. Предпочитая не разбрасываться словами, а доказывать чувства делами.
— И я… — у меня горло в тисках, а в глазах стоят слёзы.
Не могу сказать «люблю». Но не потому что не люблю, а потому что во мне сейчас слишком много эмоций. Их через край, и мокрые дорожки ползут по щекам, а Лёша собирает их губами, шепчет, что я его девочка.
Мне стыдно, что я вот так взяла и разревелась, не ответила ему, не смогла… Тянусь к глазам — вытереть солёные капли, а зверь ловит мои пальцы губами, прикусывает. По телу расходится сладкий жар — он успокаивает и одновременно заводит. Лихой опрокидывает меня на одеяло, накрывает собой, и под нашими телами хрустит сухое сено. Травяной запах смешивается с ароматом хищника. Может, для кого-то он неприятный, но не для меня самый лучший — тёплый, вкусный и дурманящий.
— Лёш, погоди, — мозг пытается соображать, и я упираюсь ладонями в твёрдую мускулистую грудь волка, пытаясь его остановить. — Бабушка услышит. Лёша!
— Если ты будешь пищать, обязательно услышит, — прикладывает палец к моим губам, приказывая вести себя тише.
Ситуация из разряда «я привела парня, когда родители дома, и нам приспичило заняться сексом». Никогда у меня такого не было. Но если включить фантазию, то эта перчинка заводит. Да и остановить возбуждённого Альфу нереально — твёрдое доказательство этому требовательно упирается мне в живот.
Я совсем не уверена, что получится тихо. Уже не получается. Мой очень даже слышный стон гасится поцелуем, а тяжёлые шершавые ладони скользят вверх по моим бёдрам, задирая ночнушку. Пальцы зверя жёстко расправляются с моими трусиками, которые теперь только выкинуть остаётся, но это уже «священный» ритуал. Лихому нужно что-то рвать и с рыком вгрызаться мне в загривок. И вообще вести себя, как настоящий дикий зверь. У меня от этого просто крышу уносит. Каждый раз как первый — захватывает дух, разрывает душу в клочья. И это кайф!
Кусая губы, дышу часто и пытаюсь не «пищать», как мне приказано, ощущая, как крупные пальцы ходят во мне, настойчиво доводя до исступления. Я сжимаюсь от сладкой судороги предвкушения — из горла рвётся стон, а Лихой набрасывается на мой рот бешеным поцелуем и ускоряет темп там, внизу. Он издевается надо мной, с ума сводит. И отлично знает, как это сделать.
— Ты уже почти, да? — урчит мне в губы Лихой и внимает из меня пальцы.
Я рычу и тяну оборотня к себе — чувствовать пустоту невыносимо — но он сделает всё по-своему. Я это знаю точно. А ещё знаю, что мне будет хорошо, что бы Лёша со мной ни вытворял.