Выбери себе смерть

– Мы разыскиваем этого парня. Его звали Реваз. Родители парня обратились ко мне, чтобы я помог им найти сына. Если хотите, я сейчас частный детектив. А Реваз исчез вместе с Ларисой. Вот, собственно, и вся история. Мне нужно найти либо девушку, либо ее парня, чтобы узнать, что с ними случилось. Никаких тайных намерений повредить вашему банку у меня нет. Вчера я зашел туда специально, чтобы узнать что-нибудь про Коновалову. Достаточно было мне упомянуть ее имя, как Русаков послал за мной какого-то парня. Потом, вечером, в нашей гостинице появились еще двое, которые стали душить Манучара, требуя известий о Коноваловой. В ответ сегодня мы допросили Русакова. Остальное вы знаете. Чем-то она вызвала гнев вашего вице-президента Юркова. И он теперь ищет ее, а заодно душит всех ее знакомых.

– Юрков – страшный человек, – предупредила Дронго женщина, – его боятся в банке все, по-моему, даже президент опасается. Но терпит.

– Ваш президент – очень известный в России человек. Раз он терпит Юркова, значит, он ему нужен.

– Возможно, но Юрков имеет очень большую власть в банке, он единственный, кто имеет такую же охрану, как у президента банка.

– Вы меня убедили. Завтра пойду к нему в гости. – Дронго посмотрел на часы. – Уже первый час ночи. Можете идти спать. А мне принесите какую-нибудь книгу.

– Вы не будете спать? – спросила женщина.

– Нет, я не хотел бы вас беспокоить. Мне и здесь совсем неплохо.

– Как вам будет угодно. – Она поняла, что он все-таки не доверяет ей, решив дежурить на кухне. – Книжный шкаф в столовой – можете выбрать себе книгу сами, по вкусу. Спокойной ночи, – встала она.

– Спокойной ночи, – поднялся и он. – Если разрешите, я пройду в столовую, выберу книгу.

– Да-да, конечно. – Она уже протирала стол.

В столовой действительно стоял большой книжный шкаф. Он начал смотреть книги. Они всегда говорили ему больше о хозяине квартиры, чем любые слова. Здесь были Боккаччо и Сервантес, Рабле и Золя. Дронго обратил внимание на потертые тома четырехтомного собрания Хемингуэя, несколько книг Франсуазы Саган, Эрве Базена, Поля Вилара, Робера Мерля. Он взял с полки неизвестного ему прежде Робера Андре и вернулся на кухню.

Его взгляд наткнулся на блестящий эпиграф, который Андре взял к своей повести «Дитя-зеркало». Это были слова Марселя Пруста из «Узницы»: «Когда мы достигаем определенного возраста, душа ребенка, которым мы прежде были, и души усопших, от которых мы происходим, принимаются щедро одаривать нас своими сокровищами и своей злою судьбой…»

Заинтригованный изящной прозой знаменитого французского критика и писателя, он не услышал, как на кухне снова появилась Татьяна Николаевна. На этот раз она была в халате.

– Что вы читаете? – улыбнулась она.

– Робера Андре. Никогда не слышал про такого, – показал он книгу хозяйке. – Мне нравится его стиль, хотя я прочел еще совсем немного.

– У меня дочь всерьез изучает французскую литературу, готовится стать переводчицей с французского языка, – пояснила Татьяна Николаевна. – А у вас хороший вкус.

Только теперь она поверила в его рассказ про Реваза и Ларису. И поняла, что была не права, подозревая Дронго в недоверии.

– Может, вы ляжете в столовой? Я постелю вам на диване, – шепотом сказала она: дверь в спальню и смежную с ней детскую комнату была открыта.

– Мне действительно не хочется спать, – покачал он головой. – Если вас будут расспрашивать, расскажете все как было. Только добавьте, что я вам угрожал, привезя сюда.

– Они не поверят. Все знают, что я ничего не боюсь.

– Так уж ничего?

– Русакова тоже не боюсь, – неправильно поняла его иронию женщина, – мы с ним только обедаем. Все его попытки сблизиться еще больше я отвергала.

– Я не имел в виду этого болвана.

– Я тоже.

Они снова помолчали. Она встала и, закрыв дверь, вернулась на кухню. Громко тикали часы.

– Кофе хотите? – спросила женщина чуть громче.

– Лучше чаю, – попросил он.

Она, кивнув, поставила чайник на огонь.

– Сама я в молодости тоже мечтала стать переводчицей, самостоятельно изучала французский. Но вообще-то я экономист по профессии. Всю жизнь работала на оборонном заводе. Только в последние годы, когда стало совсем трудно, пошла в коммерческий банк. Там работает сестра нашей соседки. Она и рекомендовала меня. Сейчас работаю в ее отделе.

Чайник начал потихоньку закипать. Она прибавила газа, усилив огонь, и зябко поежилась.

– Мне стало ясно, что вы ничего не боитесь, еще тогда, в ресторане, – улыбнулся он. – А кого из французских писателей вы любите больше всего?

– В молодости перечитывала Мопассана и Золя. Но больше всех нравилась Саган. Начало семидесятых годов, когда мы кончали школу, было временем ее триумфа. Мы зачитывались ее вещами. «Любите ли вы Брамса?» – тогда мне казалось, что ничего лучше написать нельзя. А из поэтов, конечно, Бодлер и Аполлинер. У меня даже есть томик Аполлинера. Десять лет назад я купила его за сумасшедшие деньги, отдав целых пятьдесят рублей. Мы чуть не остались голодными из-за Аполлинера, но дочери своей я читала его вслух; может, поэтому она полюбила французскую литературу.