Вы всё жжёте! Часть 3

— Огонёк, наконец-то! — раздался бодрый голос Франциска. — Я здесь с ума схожу от скуки, а ты не торопишься меня навещать.

Он выплыл из стены и сейчас размахивал шляпой, то ли приветствуя нас, то ли показывая, как страдает от жары, — с этим призраком ни в чём нельзя быть уверенным.

— Неужели скучнее, чем в монастыре? — ехидно спросил Шарль.

Он подал одну руку мне, вторую — Люсиль, и мы начали торжественно подниматься по лестнице, сопровождаемые почётным эскортом в лице Франциска Первого.

— В монастыре и то больше развлечений было: то посты, то молитвы, то ещё что, — столь уверенно ответил он, словно только и ждал этого вопроса. — Право слово, у настоятельницы жизнь куда насыщеннее, чем у вдовствующей королевы. Бариль-то почти всё время сидит у себя, а когда выходит, ему не до развлечения королевы.

Фраза прозвучала донельзя двусмысленно, и судя по тому, с каким видом Франциск погладил усы, смысл он вкладывал туда самый что ни на есть пошлый.

— Так, может, Ваше Величество, вас вернуть в монастырь?

От такого предложения призрак скукожился и зарябил, но, на удивление, возмущаться не стал, а с глубокой скорбью в голосе сообщил:

— Увы, мажонок, был бы рад, но не могу. Я в ответе за целую страну. Кстати, о стране. — Он заколыхался, придвинулся совсем близко и зашептал, словно кто-то ещё мог услышать: — Фаро зачастил во дворец. Я бы решил, что у него шуры-муры с королевой, не будь он таким дряхлым и не ставь он полог только от прослушивания.

На мой взгляд, Фаро дряхлым не выглядел. Ему до дряхлости ещё жить и жить. По всей видимости, так думала не только я.

— Может, он её пытается соблазнить? — предположил Шарль.

Люсиль вертела головой от меня к нему, пытаясь достроить неслышные ей реплики Франциска. Влезать в разговор сейчас ей казалось неприличным, но, когда мы останемся вдвоём, она непременно всё выспросит.

— С таким лицом не соблазняют, а пугают, — снисходительно пояснил Франциск. — Вообще, форменное безобразие, что от меня ставят прослушку. Монарх должен быть в курсе всех государственных дел.

— Так, может, это личные.

— Мажонок, какие могут быть личные дела у королевы, пусть и вдовствующей? У неё все дела государственные — убеждённо сказал Франциск. — А значит, требуют моего присмотра, иначе, сам понимаешь, страна развалится.

— До сих пор она не развалилась — заметила уже я.

— Вот именно, огонёк, до сих пор. — Он сделал паузу, глядя на меня со значением, но, поскольку я промолчала, продолжил разговор сам: — И вообще, огонёк, могла бы и раньше меня навестить. Как-никак, у тебя из родственников только я и Робер. Я скучал, между прочим.

Я поняла, что мне его тоже не хватало: слишком уж запоминающиеся приключения пришлись на то время, когда мы были вместе.

— Я тоже соскучилась, но, увы, я не могу попасть во дворец просто так, — напомнила я. — Секретные проходы все закрыли, а во дворце де Кибо не принимают. Сегодня сделали исключение, и то дедушка распереживался, что это всё не просто так.

Мы уже дошли до Малого танцевального зала, украшенного огромным количеством цветочных гирлянд. У стен стояли столы с угощениями, но к ним никто не подходил: ждали короля. Призрак вился рядом с нами, иной раз проходя через неосторожно приблизившихся гостей, которые бледнели и начинали озираться, не понимая, что случилось.

— Очень даже может быть, — легко согласился Франциск. — Но вообще, это безобразие, что представительница семейства Лиденингов не может попасть в собственный дворец.

— В королевский, — напомнил Шарль.

— Разумеется, в королевский, — гордо ответил Франциск. — Лиденинги — королевский род. Мы, мажонок, не абы кто. Ты вообще должен гордиться, что стоишь рядом с нами.

Возможно, он бы ещё долго говорил о величии Лиденингов, из которых сейчас остались я да дедушка, но тут наконец объявили о короле Филиппе Третьем и в зале появился он сам. Шёл важно, ни на кого не глядя, а все кланялись, кланялись, кланялись. Я тоже присела в реверансе, хотя Франциск сразу зашипел, что Лиденинги ни перед кем не склоняют голову.

— А на портрете он посимпатичнее, — неожиданно сказала Люсиль, когда король наконец прошёл к приготовленному ему креслу, замещавшему трон, и уселся. — Понятно, почему Соланж предпочла ему Антуана.

— Дура потому что, — довольно резко ответил Шарль. — Антуана может предпочесть только круглая дура.

— На портретах все мы посимпатичнее, — грустно заметил Франциск, — а потом потомки не могут опознать предков. Разве это дело?

— Ты не подумай, мне Антуан не нравится, — вспыхнула Люсиль, решившая, что её слова восприняли как предательство по отношению к Пьеру-Луи. — Я чисто внешне оцениваю, понимаешь?

— Не понимаю, — Шарль постарался смягчить резкость улыбкой. — Я в мужской внешности не разбираюсь.

— А из женской тебе только внешность Николь нравится? — фыркнула Люсиль, уже напрочь забыв про короля и оглядываясь по сторонам, явно в поисках Пьера-Луи.

— Разумеется, — с готовностью подтвердил Шарль.

— Смотрю, инора Бариля не видно, — заметила подруга.

С намёком заметила. Очень явным для всех. Но Шарль сделал вид, что не понял.