Усталые, приехали мы в большое село. Копыта цокали о булыжную мостовую. Шарик и я, обнявшись, лежали в телеге и грызли сухари. Нас обгоняли грузовики и велосипедисты. Небо было серое, с низкими облаками.
Лошадь встала у дома с каменным крыльцом и красным флагом. Я, дедушка и Шарик тщательно отряхнули с себя пыль, но в дом с красным флагом пустили только двоих.
В огромной комнате могло поместиться коровье стадо. Ковер под ногами был мягким, как трава. На стене висел портрет густобрового старика с гирляндой золотых звезд на груди. Звезд было ровно пять — я пересчитал. Стол был длинный-предлинный, а в конце его, под портретом, сидел человек в галстуке и улыбался. Завороженные портретом, мы как-то не сразу его заметили. И зачем такому маленькому человеку такая большая комната?
— А-а, кто к нам пожаловал! — вышел из-за стола хозяин большой комнаты. — Наш ветеран! Гордость района! Прошу, прошу! Забыли вы нас, нехорошо, нехорошо! Как здоровье? Как дети? Отдыхаете, ахатын? А-а, вижу, вижу, внук, да? Тебя как зовут, мальчик? В каком классе? Как учишься?
Человек в галстуке забросал нас вопросами, как снежками. Они были холодными, эти вопросы, несмотря на то, что хозяин большой комнаты улыбался. Глаза у него были холодными, что ли…
Дедушка присел на краешек стула.
— Спасибо, спасибо… — кашлянул он и уставился на свои сапоги.
Человек в галстуке снова улыбнулся:
— Не стесняйтесь, уважаемый! Вы же наша гордость! — человек подошел и потрогал дедушкин орден. — Пенсию вовремя приносят? Крыша не протекает? А может, все-таки здоровье, а? Могу устроить путевку…
— Во-во, путевку, — оживился дедушка.
— Нет вопросов! — радостно вскричал хозяин большой комнаты.
Это хорошо, подумал я, что у этакого говоруна наконец-то кончились вопросы. Можно кое-что и самому спросить. Я поднял руку, как на уроке.
— Что тебе, мальчик?
— Скажите, зачем вам одному такая большущая комната?
Человек с холодными глазами задумался.
— Молчи, молчи… — испуганно прошептал дедушка. — Путевку испортишь!
— Ох уж эти нынешние детки… — улыбнулся человек. Глаза у него стали еще холоднее. По-моему, он так и не придумал ответа.
Я поглядел в окно. На улице, понурившись, стояла наша лошадь. Шарик перед крыльцом неотрывно пялился на входную дверь.
Хозяин большой комнаты взял в руку тонко очиненный карандаш красного цвета.
— В санаторий или дом отдыха?
— А?.. Что?.. — удивился дедушка.
— Я говорю, куда путевку? В санаторий или…
— Нет, нет, — заерзал на стуле он. — Мне далеко надо. Очень далеко!
На улице Шарик усердно вилял хвостом, но его все равно гнали от крыльца.
— Вы желаете турпутевку? — в свою очередь удивился хозяин. — Ну что ж… Куда именно?
— В эту… как ее… Ми-си-си… Смешное слово такое!
— Миссисипи! — обернувшись, выпалил я.
— А… где это? — не сразу спросил человек с холодными глазами. Вид у него был растерянный. А говорил, что вопросов больше нет! В галстуке, а не знает, где течет Миссисипи! В школе, наверное, учился на тройки…
— Миссисипи — великая река Америки, — подражая учителю географии, изрек я. — На языке индейцев — Большая река.
— Да вы что?! — оглянулся на портрет бывший троечник. — Смеетесь, да?!
Я засмеялся: уж очень сильно испугался взрослый дядя.
— Шутники… — отдуваясь, расслабил он галстук. — Да раньше за такие шуточки!.. Я тебе такую Америку покажу!.. — погрозил мне пальцем.
Он раскраснелся, затянул потуже галстук и произнес речь.
— Что-то не пойму я… — почесал затылок дедушка. — Неужели вся Америка такая плохая?
— Уж не хотите ли вы уехать туда… э-э… насовсем? — побледнел этот любитель глупых вопросов.
— Зачем насовсем? Мне бы с ихними стариками поговорить. Старики везде одинаковые… Урожай каков, чем скотину кормят… ну и про жизнь… Я говорю, люди везде одинаковые… Да вы не беспокойтесь. Дорога, конечно, дальняя, но я кое-что скопил… Вот.
Дедушка привстал и протянул хозяину огромной комнаты маленький сверток, перевязанный резинкой.
— Уберите! Уберите!.. — попятился тот и вдруг затопал ногами по ковру.
Поднялась пыль.
— Вон отсюда! Не позволю! Вон!.. — закричал он изо всех сил и схватился за черный телефон.
Тут откуда ни возьмись на ковер колобком влетел Шарик и залаял. Послышался треск разрываемой штанины, шум, крики…
За окраину села нас проводил хмурый милиционер. Шарик виновато бежал за телегой. Конь фыркал — милиционер вел его под уздцы. Дедушка не смотрел на дорогу и держался за грудь. Ему было худо.
— Эх вы… — выдохнул милиционер и утерся платком. — Старый да малый!.. Скажите спасибо, легко отделались…
И он пошагал обратно — в селе уж зажглись первые огоньки. Знакомое «ир, ир, ир!» донеслось оттуда…
Дедушка лег в телеге ничком. Шарик прыгнул в телегу, уткнулся носом ему в щеку. Я взял в руки поводья, криком прогоняя страх, — впереди была ночь…
Дедушка занемог. Он все реже вставал с постели, и все чаще в дом приходил старик Агван. Однажды он принес иконку бурхана с зеленым лицом. Сосед пояснил, что лик у него зеленый потому, что он день и ночь варил лекарства из трав.
— Его зовут Оттошо, — сказал Агван.
— Хорошо, — сказал я.
Шарик вильнул хвостом — хорошо.